Кармелита. Наследники: игры на вылет
Шрифт:
Саппоро сняла с себя крестик – не хотела, чтоб Лексу что-то отпугнуло. Да, это покажется странным, но если уж она собралась вызывать мертвого, на Бога надеяться не стоило. Роза сделала это ещё и потому, что знала об отношении брата к Всевышнему. У них никак не устанавливался контакт, впрочем, Лекса и сам слишком ушел в неверие и начал вести аморальную жизнь.
Он отрекся от Бога, когда ему было чуть больше тридцати. После смерти жены Бахти. Только Роза была в курсе всей той заварушки, из-за которой её брата изгнали в первый раз – ни за что! Цыганка дала обещание никому не рассказывать о том,
Когда сносили последние могилы, то в земле были оставлены котлованы – туда набиралась дождевая вода, образуя небольшие, но от этого не менее опасные канавы. Роза шла осторожно, поднимая подол юбки, который всё равно был грязным. Синие шапки гор, расположившихся вдали, и густые леса привлекали немало туристов, но властям пришлось отпугнуть людей. Как бы ни было, но устраивать здесь шашлыки всё равно было одним из излюбленных занятий, особенно у бесстрашных подростков. Цыганка увидела несколько бутылок из-под пива и пачки чипсов, лежавшие горкой возле поваленного грозой дерева. Она зашла слишком далеко – монастырь еле виднелся.
Саппоро выбрала место. Ближе к лесу – дальше от пустоши. Всё же ходить по костям людей и колдовать там – больший грех. Развести костер – что может быть проще? Хотя, в дикой местности костры могут сыграть злую шутку с поджигателями. Сколько человеческих жизней уносят пожары? Сотни и даже тысячи. Роза не относилась к тем, кто не уважал лес. Саппоро выросла практически на лоне природы – она знала, что стихия не признает небрежности.
Женщина долгое время думала о Лексе. Она страдала от того, что брат так рано умер. На фоне долгожителей, которым под сто лет, умереть в семьдесят – несправедливость! Она страдала ещё больше, когда думала о том, что во время его кончины её не было рядом! Они были неразлучны всю жизнь, как стручок и горошинка. Роза была старшей и она обещала матери, что будет беречь брата и уж точно не позволит ему скатиться в преступники… Знала ли Роза тогда, что это невыполнимое обещание?
В тени деревьев солнце почти не пекло. Да и вообще стало прохладно. Роза почувствовала мурашки на спине, резко обернулась – только колыхание ветра. Маленький костерчик то и дело грозился погаснуть – нужно было начинать. На ветку, находящуюся недалеко от земли, прилетела ворона. Она громко закаркала, глядя прямо на Розу. Мощный клюв птицы напоминал стальное лезвие – изогнутое и блестящее. Следом прилетела ещё ворона, затем ещё, и ещё… Птицы окружили цыганку. Они сидели буквально на каждой ветке и угрожающе взмахивали крыльями. Это был знак. Знак того, что кто-то предостерегает её – не стоит затевать подобное.
Резкий порыв ветра затушил костер. Стало темно. Небо затянули черные низкие облака. Роза быстро сориентировалась – она произнесла какие-то заклинания, запомнить которые мог бы только пациент психбольницы, схватила нож, принадлежавший Саппоро, и сделала маленький надрез на своем запястье. Как только кровь коснулась металла, хлынул дождь. Капли ударялись о землю с силой и шумом. Небо изливало весь свой гнев пару минут, но и этого хватило, чтобы
– Лекса! – Роза старалась перекричать дождь. – Лекса!!!
Цыганка стояла на месте – она знала, что отходить уже нельзя. Контакт с потусторонним миром был установлен. Послышался хруст ветвей – под тяжестью воды они обламывались.
Один, когда стоишь на грани
И мир, как будто на вулкане,
И капают слезы, и цветы принимают
Усталые позы, будто всё понимают –
Как это серьезно, всё, что есть между нами,
Но слишком поздно – цунами!!!
Цунами!!! Между нами – цунами,
Между жизнью и домами – цунами,
Между нами – цунами!!!
Снова налетел резкий порыв ветра, полностью лишающий сил видеть хоть что-нибудь. Огромные сосны гнулись, словно тоненькие побеги. Ураган усиливался – напряжение нарастало.
– Лекса!!! – при крике Роза чуть не сорвала голос. Ответа не последовало.
Он и при жизни часто не слышал её – просто не воспринимал. Саппоро всеми силами пыталась вразумить брата. Она даже подумывала над тем, чтобы провести запрещенный обряд, изгоняющий дьявола, но потом одумалась. Губить собственного брата? Нет. Пусть уж останется таким, каким его создала природа. Роза не верила в то, что человек добровольно становится одержимым. Природа закладывает предрасположенность к сумасшествию при рождении, затем уже жизненные обстоятельства влияют на развитие болезни. У некоторых людей такой ген может спать годами, а потом в один прекрасный (или ужасный) момент вырывается…
Давно ты поменял свой номер,
Но всё равно меня не понял.
Больно ударил – задел по живому,
Зачем-то подарил меня кому-то другому:
Глупо бросилась в небо – там, где ты ещё не был,
Но и за облаками – цунами!!!
Как это серьезно, всё, что есть между нами,
Но слишком поздно – цунами!!!
Цунами!!! Между нами – цунами,
Между жизнью и домами – цунами,
Между нами – цунами! Цунами!!!
Один, когда стоишь на грани,
И мир, как будто на вулкане,
Трудно увидеть то, что не сразу –
Грустные нотки сложены в пазллы,
Многое было, помнишь, между нами,
Но поздно – цунами!!!*
Роза продолжала держать в руке нож и вдруг в отблеске лезвия она увидела… его – Лексу. Он стоял за спиной, словно живой. Цыганка резко обернулась. Лекса, помолодевший на несколько лет, смотрел на неё, не моргая. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций – только так можно было понять, что он – труп. Хотя, трупы так прекрасно не выглядят. Саппоро был таким, каким его помнят немногие. Заостренные черты лица и вьющиеся длинные волосы…
– Лекса… ты… – Роза волновалась. Её переполняли эмоции, но она не должна была забывать, что чем дольше находится так близко к умершему, тем слабее становится. – Я звала тебя для того, чтобы…
Глубокие, некогда серо-зеленые, глаза Саппоро теперь стали стеклянными. Могло показаться, что из них ушла боль, которая мучила цыгана при жизни, но Роза знала, что его боль невозможно отмолить самыми истовыми молитвами. Таков его рок. Он даже мертвым будет чувствовать боль, которую когда-то причинял живым. Его тонкие губы чуть шевельнулись: