Кармелита. Наследники: игры на вылет
Шрифт:
Игнат загонялся этим вопросом уже несколько долгих лет, придя к выводу, что это за гранью его понимания. Он даже в детстве думал больше, чем сейчас. Мальчиком он был уверен, что никогда не сможет простить отца. Представлял тот миг, когда вырастет и сможет отомстить старику. Представлял, как будет рад и горд за себя… а потом случилось то, чего боятся все, без исключения, дети – потеря матери.
Что делает ребенок, когда у него больше нет человека, любящего его больше всего на свете? Ищет замену. Заменить мать в полной мере не сможет никто, но есть же и отец. Родной, как считается, человек. У Бероева был небольшой выбор – либо жить с ним, либо остаться в детском доме, где с его мнением перестали считаться бы в первую секунду. Парнишка не отличался храбростью и выбрал жизнь с отцом. С тем самым, кто
Ненависть родилась раньше и прочно укрепилась в повседневной жизни, она движет человеком. Хорошие поступки не меняют мир, они даже не меняют отношение к нему, а вот плохие могут повлиять на ход исторического процесса. Это доказано.
Преступления и совершаются в большинстве своем для достижения высоких целей. В обратном убеждены лишь те, кто боится кары небесной. То есть почти никто. На самом же деле людям свойственно убивать и грабить, насиловать и лгать. Это же часть эволюции. Каждый совершенствуется так, как хочет и способен. Только симбиоз греха и нравственности создает наш мир. Одно без другого не существует. Другое дело, что совесть часто пытается нас убедить в том, что мы должны ей подчиняться, но стоит лишь раз пойти у неё на поводу, и ты начнешь творить вещи ещё более непредсказуемые и деструктивные. Совесть – враг амбициозности. Если бы все поступали по совести, то никто бы не выжил. Не зря же говорят: «Благими намерениями вымощена дорога в Ад». Можно понимать поговорку по-разному, но если понимать её буквально, то всё добро – это зло по отношению к самому себе.
На куске папиросной бумаги Игнат размельчил кредиткой половину грамма кристаллов кокаина. Белый и почти порошкообразный наркотик лежал маленькой снежной горкой по сравнению с возвышающимися другими предметами. Бероев долго смотрел на кокс, затем откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза, сердце его бешено заколотилось, хотя он ещё не вдыхал дорожку.
Как бы ему хотелось, чтоб всё было не так. По-другому.
Он устал ждать чего-то. Он хотел брать от жизни всё то, чем она его обделила в детстве. Игнат знал, что их дела с отцом войдут в историю. Но как бы он хотел сделать всё сам! Рамзан не давал ему многих полномочий, хотя твердил, что уже пора быть самостоятельным. Игнат не понимал отца. Никогда не понимал. Возможно то, на что он решился, не ставя отца в известность, и станет его отправной точкой? Первым самостоятельным шагом? Первым делом, за которое он сам себя сможет похвалить?
Игнат вдруг почувствовал, что ему не хочется кокаина. Впервые. Он чувствовал что-то, что нельзя охарактеризовать как слабость. Слабость, которую он обычно прятал под слоем порошка, сейчас отступила. Бероев ссыпал кокаин обратно в мыльницу, резко закрыл её и подошел к окну. В этом районе выбрасывать что-то из окон считалось нормой, но вот стоило ли бросаться наркотой?! Студент рисковал быть уличенным в хранении. Однако мыльница даже не раскрылась, а лишь дала трещину, упав на бетон.
Игнат убедился, что никто не видел, как это оказалось на асфальте. Повезет же тому, кто найдет сие добро бесплатно!
Сильный поступок? Да. Необдуманный? Возможно. Но в данной ситуации, для Бероева имело значение лишь то, что он сумел побороть в себе спонтанную тягу к наркотику. Сейчас. Смог. Сможет и потом. Сможет окончательно бросить. Скоро в этом не будет нужды. Он будет в шоколаде. Всё получится.
– Далеко собрался, босс? – Ренат выглянул из ванной.
– Я еду в банк за бабками, – переодевшийся Игнат принялся обуваться. – Отец велел сегодня взять, чтоб не было накладок.
– Для нашего дельца?
– Да.
– Когда будешь?
– А что? – недовольно бросил Игнат. – Боишься оставаться один?
– Нет, но скоро должен Малик зайти.
– Пусть подождет, – Игнат надел солнечные очки. – Я же для него стараюсь.
– Значит, ты всё-таки едешь? – Ренат прищурился. – Какой процент хочешь поставить? Думаешь, что Малик в честь юбилея тебе скидку сделает?
– Я ещё не решил.
Рекс хотел было что-то возразить, но его телефон принялся активно вибрировать. Телохранитель глянул на номер – мэр. Ясно. Лысый протянул трубку Игнату.
– Да? – и когда ж он вспомнит, что телефоном располагает только Рекс. И чего ему опять надо?! – Что?
– Ничего. Я деньги для Акулова заберу сам. Отдыхай.
Игнат подумал, что это шутка:
– Как сам?! Ты же…
– Я сам заберу! – рыкнул мэр. – С тебя и других проблем хватит!
– Блядь! – брюнет, услышав короткие гудки, в сердцах швырнул чужой телефон об пол. – Тварь!
Неужели всё снова рухнет?!
Как быть, когда тобой управляет только одно желание? Что делать, если всё, чего ты хочешь – это узнать правду? Это плохо? В определенных ситуациях чрезмерное знание может укоротить жизнь. Однако Розе уже нечего было бояться. Её жизни ничто не угрожало, а вот другие могли пострадать.
Теперь цыганка убедилась в том, что Лекса не шутил. У него вообще с юмором никогда не ладилось. Если барон смеялся, то остальные, чаще, рыдали, но никто не посмел бы смеяться, когда он плакал. Хотя, попытки были. Плакал Лекса за жизнь не больше нескольких раз. Роза могла пересчитать их по пальцам одной руки. Обычно человек становится крайне уязвимым, когда понимает, что ничем не может помочь близкому. Саппоро знала, что её брату предстоит пройти много испытаний, ещё тогда, когда он был совсем мальчишкой. Воспитание сделало своё дело – он вырос таким, каким его хотел видеть Григорий. Брат их отца, взявший опекунство, не отличался кроткостью или педагогическими способностями. Он был отшельником много лет, но табор Драго вызвал его для того, чтобы передать детей. Именно отец Рамира решил, что Лексу и Розу должен воспитывать ближайший родственник. Эта ошибка дорого обошлась северному табору. Лекса Саппоро попортил им немало крови. Он так и не смог понять, что всё, во что верил, оказалось лишь желанием Григория отыграться. Маленький мальчик, видевший смерть отца, стал орудием в руках мстительного мужчины, чьи поступки с каждым разом становились всё нахальнее и жестче. Сколько нужно оставить отпечатков, чтобы человеческая душа превратилась в камень? Когда ценность чужой жизни перестает пониматься как равноправность? Когда твоя собственная жизнь начинает походить на ад. Несомненно. И безнадежно.
Розе повезло в том, что она родилась девочкой. Чисто теоретически. Но не практически. Она страдала не меньше, чем Лекса, а порой и больше. Да, её не били розгами и не заставляли голодать. Над ней не смеялись и не унижали прилюдно, но видя то, что делают с братом, она редко не хотела смерти. Не только для себя, но и для тех, кто сам же вылепил из Саппоро чудовище и испугался своего творения.
Убежав от полиции и оказавшись в Сочи, Роза с Лексой и представить не могли, что этот город станет для них домом. Только в начале. Заработать деньги было проблематично, так как повсюду их могли найти. Лексу это не останавливало – он с легкостью разбойничал на окраине. Роза запрещала ему только убивать. Это всё, чего она требовала, пугая тем, что сразу сдаст ментам, если он ослушается. Цыган дал ей слово, но уже через несколько месяцев вся прокуратура Сочи была поднята на поиски жестокого убийцы, которого никто не мог выловить. Именно тогда, когда Саппоро собирались сниматься с очередной стоянки, произошло то, что перевернуло всю их жизнь.
Лекса в молодости любил только две вещи: свободу и охоту. Настоящую охоту, которой научился у Георгия. Саппоро не покупал дорогущих иномарок, хотя они и наводнили все близлежащие авторынки, цыгана машины не интересовали. «Каддилаку» он предпочел приобрести породистого рысака. Часто бывая на конеферме, его знакомый навел Лексу на одного знающего места лесничего. Сочинские леса одни из самых богатых на дичь. Цыгана больше всего прельщала крупная добыча – лоси, олени или кабаны. Иногда требовалась неделя, чтобы найти пастбище в глуши. Конная охота, распространенная во дворцах, не теряла актуальности для тех, кто вел преимущественно кочевой образ жизни. Лекса использовал огнестрельное оружие, реже – холодное. Естественно, что боевую раскраску с устрашающим эффектом, лук и стрелы он оставил в прошлом. Как бы ни старались сохранить самобытность народы, подобные цыганам, цивилизация вынуждала меняться.