Кармические видения (сборник)

Блаватская Елена Петровна

Несмотря на это, старый князь отправил эмиссаров во все стороны – к Алжиру, Тунису, Марокко, Триполи и Константинополю. Но так и не удалось ничего найти; и когда Глауэрбах прибыл в Палермо, со времени тех событий минуло уже три года.

Князя, хотя он и потерял сына, отнюдь не собирался упускать состояние Альфрьери по обусловленному договору. И он решил выдать за Бьянку своего второго сына, Гектора. Но прекрасная Бьянка залилась горькими слезами. Ничто не могло ее утешить. Она категорически отказывалась и заявила, что останется навсегда верной Альфонсо.

Гектор вел себя как истинный рыцарь. «Зачем делать Бьянку еще более несчастной, досаждая ей своими мольбами? Может быть, мой брат еще жив, – говорил он. – Как же я тогда могу ввиду такой неизвестности отнять у Альфонсо, который может вдруг возвратиться, его самое дорогое сокровище, ту, которая ему дороже самой

жизни?»

Тронутая таким проявлением благородных чувств, Бьянка стала менее безразличной к брату ее Альфонсо. Старик же не терял всех надежд. Кроме того, Бьянка была женщиной; а женщин на Сицилии, как и повсюду, всегда недоставало. Наконец, она пообещала, если она когда-нибудь получит четкое подтверждение гибели Альфонсо, то выйдет замуж за его брата, или – ни за кого. Таково было положение дел, когда Глауэрбах – похваляющийся, что обладает силой воскрешать тени умерших, – появился на княжеской, ныне скорбной и заброшенной вилле R……..V………. Не прошло и двух недель, как он стал окружен всеобщими любовью и восхищением. Таинственные и оккультные действия, общение с миром неведомого в целом, этой «безмолвной страной», вызывали у всех очарование, и особенно у пораженного горем. Однажды старый князь решился и попросил ловкого и искусного немца разрешить его страшные сомнения. Мертв Альфонсо или жив? Вот в чем вопрос. После нескольких минут раздумья Глауэрбах ответил так: «Князь, ведь то, о чем вы меня просите, очень важно для вас… Да, это истинная правда. Если вашего несчастного сына больше нет, может, мне удастся вызвать его призрак; но не станет ли это для вас сильнейшим потрясением? И согласятся ли на это ваш сын, мой ученик, и очаровательная графиня Бьянка?»

«Нет ничего более жестокого, чем неизвестность», – отвечал старый князь. И таким образом порешили устроить через неделю вызывание призрака. Когда Бьянка узнала об этом, она тотчас же лишилась чувств. Ее привели в себя при помощи многочисленных восстановительных лекарств, и затем любопытство взяло верх над ее колебаниями. Как и все женщины, она была дочерью Евы. Сам же Гектор старался сопротивляться тому, что считал святотатством. Он не желал тревожить останки дорогого усопшего; и сначала он сказал, что если его любимый брат действительно мертв, ему бы не хотелось знать об этом. Но наконец усиливающаяся любовь к Бьянке и желание успокоить отца возобладали над ним, и он тоже согласился.

Неделя, что потребовалась Глауэрбаху для приготовлений и очищения, показалась всем троим целым веком. Еще день, и они бы сошли с ума. Но некромант и раньше не терял времени. Догадываясь, что однажды от него потребуют такого, он заранее собрал самые подробные сведения об особенностях усопшего Альфонсо и очень тщательно изучил его портрет в натуральную величину, висевший в спальне старого князя. Этого было вполне достаточно для его цели. Чтобы придать всему этому торжественность, он наложил на княжескую семью строгий пост и молитвы, денно и нощно, на протяжении целой недели. Наконец настал долгожданный час, и князь в сопровождении сына и Бьянки вошел в апартаменты некроманта. Глауэрбах выглядел бледным и торжественным, но невозмутимым. Бьянка дрожала с ног до головы и держала наготове флакончик с ароматической солью. Князь с Гектором напоминали преступников, которых вели на казнь. Огромную залу освещала всего лишь единственная лампа, и даже этот тусклый свет внезапно оказался потушен. Среди непроглядной тьмы был слышен голос чародея, произносивший на латыни короткие каббалистические формулы, и наконец он приказал появиться призраку Альфонсо – если тот и в самом деле находился в стране теней. Внезапно тьма в самом отдаленном углу залы стала озаряться слабым голубоватым сиянием, которое постепенно явило взгляду собравшихся большое магическое зеркало, казалось, скрытое непроглядным туманом. Этот туман постепенно рассеялся, и наконец перед взорами присутствующих появилось очертание лежащего ничком человека. Это был Альфонсо! Он был одет так же, как и в вечер своего исчезновения; тяжелые цепи сковывали его руки, а он лежал на берегу моря мертвый. С его длинных волос и разорванной, окровавленной одежды стекала вода; затем огромная волна подхватила его, и вдруг все исчезло.

После этого ужасного зрелища воцарилась мертвая тишина. Присутствующие, сильно дрожа, пытались задержать дыхание; а потом все снова погрузилось во тьму, и Бьянка, издав жалобный, еле слышный стон, упала без чувств в объятья своего опекуна.

Потрясение было слишком сильным. Молодая девушка непрерывно бредила и несколько недель находилась между жизнью и

смертью. Князь чувствовал себя немногим лучше; а Гектор не покидал своей комнаты две недели. Не оставалось никаких сомнений, что Альфонсо мертв и утонул. Стены виллы занавесили черными покрывалами с вышитыми серебром слезами. Трое суток колокола большинства палермских церквей звонили по несчастной жертве пиратов и моря. Внутри кафедрального собора также все было занавешено черным бархатом с пола до купола. Две тысячи пятьсот огромных свечей мерцали вокруг катафалка; и полтора месяца кардинал Оттобони, при помощи пяти священников, ежедневно отправлял службу по усопшему. Четыре тысячи дукатов были распределены в качестве милостыни для бедняков у портала собора, а Глауэрбах, облаченный в черную мантию, как и все из семьи князя, представлял ее отсутствующих членов во время погребальных обрядов. Его глаза были красными, и когда он прикрывал их надушенным носовым платком, те, кто находился рядом с ним, слышали его конвульсивные рыдания. Никогда раньше святотатственная комедия не бывала разыграна лучше.

Вскоре после этого в церкви Св. Розалии в память об Альфонсо был поставлен величественный монумент из чистого каррарского мрамора, выполненный в виде двух аллегорических фигур. По распоряжению старого князя на саркофаге вырезали высокопарные надписи на греческом и латинском языках.

По прошествии трех месяцев начали ползти слухи, что Бьянка выходит замуж за Гектора. Глауэрбах, который в это время путешествовал по Италии, возвратился в Монте-Кавалли в преддверии свадьбы. Он повсюду демонстрировал свою некромантическую силу, и «святая» инквизиция шла по его пятам. Он чувствовал себя в полной безопасности только в убежище княжеской семьи, где его обожали и считали полубогом.

На следующее утро огромное количество гостей собралось в часовне, которая сверкала золотом и серебром и была разукрашена, как для королевской свадьбы. Каким счастливым выглядел жених! Старый князь плакал от радости, а Глауэрбаху выпала честь стать шафером Гектора.

В саду расставили огромные банкетные столы, за которыми сидели вассалы обеих семей. Празднества Гаргантюа были менее богаты, чем этот праздник. Из пятидесяти фонтанов вместо воды било вино; но ближе к закату уже никто пить не мог, ибо, к несчастью, человеческая жажда не беспредельна. Рядом со столами бегали собаки, которым бросали жареных фазанов и куропаток, и те тоже оставались нетронутыми, поскольку даже собаки наелись по самые глотки.

Внезапно среди веселой и яркой толпы появился новый гость, привлекший к себе всеобщее внимание. Им оказался человек тощий, как скелет, очень высокий, одетый в платье католического ордена кающихся грешников или «молчаливых братьев», как их называли в народе. Это одежда состояла из длинного ниспадающего серого шерстяного одеяния, подпоясанного веревкой, с обоих концов которой свисали человеческие кости, и остроконечного капюшона, полностью закрывающего его лицо, не считая двух отверстий для глаз. В Италии среди многочисленных монашеских орденов кающихся грешников – черных, серых, красных и белых – ни один не внушал такого ужаса, как этот. Кроме того, никто не имел права заговаривать с таким человеком, когда капюшон закрывал его лицо; сам же он не только имел полное право, но и был обязан оставаться совершенно неизвестным.

Таким образом, никто не заговорил с этим таинственным братом, так неожиданно появившемся на свадебном торжестве, хотя он, казалось, следовал за парой новобрачных, словно был их тенью. Всякий раз, глядя на него, Гектор с Бьянкой внутренне содрогались.

Солнце село, и старый князь в сопровождении своих детей собрался в последний раз обойти все банкетные столы, стоящие в саду. Остановившись у одного из них, он поднял кубок с вином и воскликнул: «Друзья мои, давайте выпьем за здоровье Гектора и его жены Бьянки!» Но именно в это мгновение кто-то схватил его за руку и остановил ее. Этим человеком оказался одетый в серое «молчаливый брат». Поспешно подойдя к столу, он тоже поднял кубок.

– Скажи, старик, разве нет еще одного человека, кроме Гектора и Бьянки, за чье здоровье ты бы предложил выпить? – спросил он глубоким, гортанным голосом. – Где же твой сын Альфонсо?

– Разве ты не знаешь, что он умер? – печально ответил князь.

– Да!.. умер… умер! – повторил за ним монах. – Но если бы он снова услышал тот голос, который слышал в момент ужасной смерти, то, как мне кажется, мог бы ответить… да… из самой могилы… Старик, призови сюда твоего сына Гектора!..

– О, благословенный Боже! Что ты… Что ты имеешь в виду? – воскликнул князь, побледневший от невыразимого ужаса. Это было проще вообразить, чем описать.