Кармическое погружение
Шрифт:
Затем Звездочет повернулся к Думову:
– А теперь идите домой, и избегайте людных мест, памятуя о возросшей опасности последствий проникновения в потусторонний мир. А потому возьмите с собой в качестве хранящего вас талисмана вытянутую из колоды «базовую» карту.
Выйдя на улицу, Думов зажмурился от яркого солнечного света. Обернувшись, он увидел грязные облезлые стены предназначенного на слом отслужившего людям дома. В этот момент Думову показалось, что чудаковатый Звездочет с его странными атрибутами, картами и зеркалом в кружевной металлической оправе лишь плод его излишне разыгравшегося
Подчиняясь строгому указанию Звездочета избегать рискованных ситуаций, Думов направился к станции метро, продолжая оставаться под тревожащим впечатлением от совершенного более века назад теракта.
Глава II.
Собачьи бои.
На следующее утро Думов ровно в восемь часов утра поднялся на нужный ему этаж. Он не успел протянуть руку к звонку, как словно видящий сквозь толстые стены Звездочет уже открыл дверь и впустил его в «нехорошую» квартиру. Похвалив Думова за точность, предложил немедленно приступить ко второму сеансу. Казалось, Звездочету самому не терпится получить новую порцию информации из прошлого, и разгадать волнующие его пациента тайны. Думов уже без особых опасений расположился в кресле и послушно закрыл глаза. Воображение, немедленно включившись, закрутило его в водовороте времени, и плавно раздвигая плотные сгустки времени, понеслось вниз, а затем замедлило полет, и спланировала в землянку старшего лейтенанта Родионова, командующего ротой на передовой линии Западного фронта. Было 4 августа 1943г. Родионов с тоской смотрел на капитана Лукина из особого отдела, допрашивающего по очереди его солдат: «Этот особист дело знает досконально. Только все его хитроумные вопросы без толку. Никто из рядовых правду ему не скажет: Никонова из мертвых не воскресишь, а сам Соломатин в преступлении не сознается».
Наконец, капитан закончил бесполезные расспросы и, отпустив очередного солдата, повернулся к Родионову:
– Дело ясное, что дело темное. Этот Соломатин утверждает, что пристрелил своего товарища, пресекая побег дезертира к противнику. Тело Никонова, действительно, нашли на нейтральной полосе с пулей в спине, выпущенной из винтаря Соломатина. Вопрос, зачем этого Никонова понесло в сторону войск противника, выяснить не удалось, а показания Соломатина соответствуют обстоятельствам происшествия. Одно смущает: при обыске в его вещмешке нашли свернутую заметку из фронтовой газеты о подвиге рядового К., застрелившего перебежчика и представленного к награде. Соломатин божится, что эту заметку приберег для самокрутки. А я бы этого корреспондента за подобные статейки в штрафбат отправил. Он ради красного словца соблазн для солдат посеял, как легко в герои попасть. Теперь, полагаю, не раз придется выезжать на передовую и расследовать подобные ситуации. Тем более, ты утверждаешь, что Никонов, прибывший неделю назад с пополнением, труса не праздновал, два раза вместе со всеми поднимался в атаку и не производил впечатления перебежчика.
– Да, и я не верю Соломатину. Скользкий он тип, никогда в глаза не смотрит, все в сторону косит.
– Твоих личных впечатлений недостаточно для обвинения. Кажется мне, что мог бы поведать кое-что интересное молодой веснушчатый солдатик Зубов. Похоже, парень он бесхитростный, но боится этого деревенского здоровяка Соломатина. Придется мне дело закрывать, а тебе писать представление о награждении нашего «героя».
– Все равно, отпуск ему не обломится. Судя по всему, скоро наступать начнем. Идет передислокация, высокое начальство к нам зачастило, да и пополнение, заметь, не из молодняка, а из бывалых частей прибывает. Так что, «солдатское радио» точно доносит: через пару дней в прорыв бросят. Если на Ржевско-Рязанской выступ бросят, то нам кердык. Много ребят уже полегло на этом направлении.
– Похоже, ты прав. Готовится нечто серьезное. Я по своим делам знаю. Участились побеги выздоравливающих раненых из госпиталей. Нам в особый отдел сообщают о дезертирстве, а на самом деле, солдатик к себе в часть стремится попасть, чтобы уцелеть в этой мясорубке. А политруки и газетные писаки эти побеги за героизм выдают.
– Ну, здесь все понятно. Если я, к примеру, с конкретным солдатом, хотя бы сутки под немецкой бомбежкой побывал, то он для меня уже почти родной человек. И в разведку боем, если поступит приказ, прикажу идти не ему, а кому-нибудь из нового пополнения. Незнакомого человека легче посылать на верную гибель.
– Да, знаю я. Почти всех бежавших из госпиталя «дезертиров» нахожу в их прежних подразделениях. Формально, конечно, совершено преступление, и под трибунал подвести можно. А на самом деле солдатик не в тыл, а на передовую сбежал. Хотя хотел, конечно, уцелеть среди своих знакомых вояк.
– Раз, капитан не отрицаешь слухов о наступлении, значит все верно. Надо успеть настрочить письмишко домой.
– Ты прав, ротный, не наше с тобой дело планы высокого начальства обсуждать. Но ты все же, прощупай через верных людей этого Соломатина. Может быть, что-нибудь дополнительно накопаем. Я у тебя до утра останусь: землянка просторная, а мне ещё надо в соседнем взводе побывать. Там явный самострел, чтобы избежать передовой. Два родных брата прибыли из нового пополнения. Ну и решили спасти хотя бы одного. Один из своей винтовки перебил пулей руку брата. Объясняет, что выстрел произошел непроизвольно, в результате неосторожного обращения с оружием и готов по приговору трибунала отправиться в штрафной батальон. Он жертвует собой ради младшего любимца семьи. Доказать иное, видимо, не смогу. Завтра оформлю все по закону, и пусть трибунал решает.
– Не надо мне, капитан, ничего объяснять. Это я, а не ты людей в атаку поднимаю. Сам себя от земли с трудом отрываю, заставляя других за мной, пригибаясь от страха, вперед бежать. И каждый раз после боя удивляюсь, что жив остался. Но для верности своего ординарца Ваську Полухина принуждаю меня прикрывать, чтобы никто из солдат мне пулю в спину не всадил из-за моей чрезмерной активности. И я, заметь, никого не осуждаю: жить всем хочется. Ну ладно, располагайся вон на той койке. Мой комиссар позавчера успел перед наступлением в госпиталь с аппендицитом угодить. Ну, я пойду, дам кое-какие распоряжения.
Конец ознакомительного фрагмента.