Карнавал разрушения
Шрифт:
— Жестокость, грубость и недолговечность — субъективные категории, — вмешался Пелорус. — Можно сравнить человеческую жизнь с грязной, грубой и короткой волчьей жизнью, но удачливый волк, никогда не обладавший человеческим разумом, может вкушать чистый восторг и ощущение правильности, коему не мешают ни осознание собственной смертности, ни сопереживание страданиям других созданий. Осмелюсь сказать, что жизнь самих Творцов может показаться достаточно грязной, грубой и краткой — более высшим существам.
— Возможно, — вздохнув, подтвердил Махалалел. — И, пожалуй, низшим тоже, обладай они лучшим зрением, чтобы увидеть это, или лучшим разумом, чтобы
— Наподобие масок, которые носят некоторые племена, — предположил Глиняный Монстр. — Огромные, крикливые, пестрые, они делают этих людей вдвое выше и вдвое страшнее, чем они есть на самом деле.
— Они делают эти огромные маски, чтобы притворяться богами, — прокомментировал Пелорус. — И не ведают того, что их боги сами делают маски — только маленькие — дабы жить среди них и изучать материальный мир.
— Они вообще мало что ведают, — добавил Глиняный Монстр. — Их десять тысяч племен, у каждого — собственный бог, собственная картина мира, собственное представление о Творении. Но что они знают вообще — кроме умения изготавливать примитивные орудия и инструменты и одомашнивать кое-какие растения и животных?
— Почти ничего, — согласился с ним Пелорус. — Разве что десять тысяч способов убийства друг друга.
— В некоторых племенах людей открыли представления о чести и справедливости, — заметил Махалалел. — Они взяли под контроль свои сражения, начали их регулировать при помощи строгих правил.
— Любые, пусть даже самые строгие, правила, немногое изменят, — произнес Пелорус. — В сражении всегда побеждает сильный, а слабый — терпит поражение.
— Изучение правил обычно служит как раз подтверждению результата, ибо, если исключить разные злокозненные трюки, слабый не сможет ими воспользоваться для победы, — рассуждал Глиняный Монстр. — Человеческие законы однозначно запрещают слабым убивать сильных во время сна или использовать медленные яды. Законы созданы, чтобы защищать права сильных.
— Это не так просто, как ты думаешь, — возразил Махалалел. — Правила и законы — замечательные вещи, часто обладающие собственной логикой. Порой они работают не так, как было задумано, — он примолк на минуту, собираясь привести пример, но ученики не показывали ни малейшего интереса в следовании его рассуждениям. Под конец он пожал широкими плечами и все-таки продолжил. — Представьте себе племя, где идет спор о сражении на копьях. Когда бы двое не устроили формальную дуэль, они должны тянуть жребий, чтобы выбрать, чей удар будет первым. Если лучший из них проиграет в этом деле, он должен выжить после первого удара соперника, прежде чем нанесет собственный. И правила подтверждают: более слабый в этом случае имеет серьезный шанс победить.
— Но этот шанс не так хорош, как тот, когда боец знает, что не слишком хорош в бою, и поэтому решает поразить соперника в спину, вместо назначения формальной дуэли, — заметил Глиняный Монстр.
— У лучшего бойца всегда лучший шанс, — сказал Пелорус. — Если жребий честен, у него равный шанс получить право первого удара. У него больше шансов сразить соперника, если ударит первым, и больше шансов выжить, если первый удар у соперника.
— Точно, — поддержал его Глиняный
— Но предположим, что бойцов — трое, а не двое, — осторожно начал Махалалел. — У каждого — равные шансы на первый удар, но при этом каждый должен решить, кому из соперников этот удар нанести. Лучший из них, без сомнения, выберет второго по силе, а второй — лучшего. Никто не станет сражаться со слабейшим, пока более сильный не будет повержен. Слабейший из троих, если у него есть хоть капля здравого смысла, не станет пытаться убить ни одного из соперников, даже если за ним — право первого удара. Он подождет, пока один из оппонентов убьет другого, а потом уж нанесет удар по праву, причем, в этом случае его удар — первый. При таком раскладе слабейший имеет реальный шанс выиграть.
— Забавная перспектива, — согласился Пелорус, — но я не поверю, что есть человеческое племя, где регулярно проходят поединки между троими участниками по строгим правилам.
Глиняный Монстр был заинтригован. Из них двоих он был больше готов начать вторую, эвристическую фазу своего образования. — Правила не имеют особенного значения, если вместо двоих участников присутствуют трое, — рассуждал он. — Ситуация остается той же самой, независимо от того, выбран ли порядок нанесения ударов или нет. Два сильнейших должны вначале атаковать наиболее опасного недруга, иными словами, они будут атаковать друг друга. Слабейший из троих всегда будет в стороне, пока один из сильных не выпадет из игры — и тогда, если он станет действовать быстро, он сможет нанести удар выжившему до тех пор, пока он не оправился от предыдущей схватки. В трехсторонних конфликтах преимущество всегда на стороне слабейшего, верно я говорю?
Махалалел улыбнулся.
— Это не может быть правдой, — нахмурился Пелорус. — Противоречит здравому смыслу.
— С другой стороны, — заговорил Глиняный Монстр, — как раз в этом-то и есть смысл, правда, все участники боя должны точно знать, кто из них слабейший. А самое большое преимущество — у того, кого противники полагают слабым, но фактически он — силен.
— Предположим, что сражаются больше трех человек, — выдвинул гипотезу Махалалел. — Например, четверо.
— Тогда все намного труднее, — после небольшого раздумья ответил Глиняный Монстр. — пока первый и второй по силе атакуют друг друга, третий по силе непременно атакует четвертого… но в этом случае ни у кого не будет преимущества выждать, пропустив ход, когда можно будет вступить в бой со свежими силами. В этой ситуации я не мог бы предсказать, на чьей стороне окажется победа, вне зависимости от правил. Но вот если их будет пятеро , тогда преимущество снова переходит к слабейшему, которого не станут атаковать… похоже, существенная разница состоит в том, четное или нечетное количество бойцов участвует в сражении?
— Возможно, — согласился Махалалел. — А если пять — интересное число, подумай, насколько интригующим будет семь . Как думаете, вероятно такое, чтобы наислабейший из семерых получил наибольшие шансы на выживание в войны — против остальных шести?
— Нет, — заявил Пелорус. — Я в это не верю. И в любом случае, не могу себе представить подобную ситуацию: участвуй в ней отдельные представители рода человеческого или все племена людей.