Карнавал разрушения
Шрифт:
«Сфинкс! — мысленно воскликнул Анатоль. — Именно сфинкс упоминался в той глупой песенке, мучившей меня в кошмарах! И Дэвид Лидиард — тот человек, которому я должен передать послание».
Даже если эти слова сформировались в его сознании, не будучи произнесенными вслух, он увидел, как нахмурилась женщина, словно недовольная чем-то.
— Сфинкс? — эхом откликнулась она, доказывая, что действительно проникла в его мысли. — Ты веришь, что Орлеанская Дева была сфинксом? С этим трудно согласиться. Зачем бы сфинксу подсылать убийцу к приспешнику Зелофелона?
«Послание, — думал Анатоль, не в силах удержаться. — Пожалуй,
— Скажи мне о послании, — попросила она, и, пожалуй, миролюбиво, без угрозы. — Я не враг тебе, Анатоль, может быть, помогу разобраться в нем. Скажи мне, пожалуйста.
«Если сон был просто сном, — думал Анатоль, — тогда не будет вреда, если я раскрою его сущность. Если же нет, она, наверняка, лучше разберется в нем. А если она мой враг, то сумеет заставить меня рассказать».
— Когда ты даровала мне отдых, я уснул, — начал он. — И видел во сне, как англичанин появился на лежащей в руинах земле, что прежде была Шемин-де-Дам. Он сказал, что его имя — Саймон, и попросил передать послание своему отцу, Дэвиду Лидиарду, в Конце Света.
— О! Вот это странно, — воскликнула женщина. — Расскажешь мне, в чем состояло послание?
«Я не оправдаю доверие, — подумал Анатоль. — Она уверена, что этот сон — реален, а значит, и мне не стоит в том сомневаться».
— Это было бы неправильно, — ответил он. Женщина убрала руку с его головы, словно тронутая его дипломатичностью. Она приняла его отказ без возражений, не пытаясь заставить или угрожать.
— Третье из описанных мною существ именует себя Махалалел, — сказала она, вновь отыскивая прерванную нить повествования. — Давным-давно он сотворил человека из глины и, впридачу к нему, компанию существ, которые недавно стали известны как лондонские вервольфы. Таким образом он обеспечил себе некоторое превосходство, но ненадолго, ибо Махалалел существенно слабее остальных. Четвертый — мой собственный создатель. Пятому поклоняется несчастный глупец рядом с тобой, и о нем существует аллегорическая легенда, связанная с причислением к лику святых некоего Амикуса, чье имя и природу ты сможешь узнать. Именно он стал таинственным создателем Иисуса Христа, если Христос — действительно творение, подобное мне, а не человек, как ты — и священники святого Амикуса, конечно же, верят в свою миссию.
— Она тщится принизить Всемогущего Господа, хочет сделать его равным падшим ангелам, — сказал священник, видимо, пораженный ее заявлением. — Но в этой глупейшей истории — лишь дьявольская гордыня.
— О двух оставшихся мы не знаем почти ничего, — невозмутимо продолжала женщина. — Они остаются немыми — а возможно, и слепыми, но возможно, что один из них решил заняться человеческой расой, а может, обнаружил ее прежде Махалалела, и не исключено, что использует ее более хитроумно, нежели остальные. Будь хоть какая-то истина в фундаментальных учениях Ордена Святого Амикуса, последний мог бы считаться автором всей истории или, по меньшей мере, творцом земли. Если ты — орудие одного из них, это может быть очень интересно.
«Сама земля стала моим убежищем, когда началась бомбардировка, — думал Анатоль. — Пожалуй…» — Он перевел взгляд, чтобы понаблюдать за ее реакцией.
— Пожалуй, — эхом откликнулась она. И, спустя секунду, продолжила: — Да, все возможно. Два скрытых
— А что вам нужно от меня? — озадаченно вымолвил Анатоль.
Она быстро глянула на человека, лежащего на соседней кровати, смутно улыбнувшись. — Я ведьма, — проговорила она. — Что мне может быть нужно, кроме перемирия с тобой? — Он знал, что она выбрала это слово намерено, возможно, чтобы поддразнить священника. И Фериньи, похоже, тоже это знал.
— Каково твое предложение? — спросил Анатоль. — И что ты хочешь взамен?
— Я предлагаю тебе жизнь и освобождение от боли, по крайней мере, на какое-то время, — отвечала она. — А хочу я вот чего… чтобы ты пообещал выполнить одну вещь — тогда и там, когда я попрошу.
— Ты стремишься заручиться моим согласием на то, чего я не знаю? — нахмурился Анатоль. — Подписать договор, который не может быть пересмотрен?
— Разумеется, — был ответ. — Ведь я-то даю тебе шанс на жизнь, а иначе ты можешь ее лишиться. Асмодей, без сомнения, уничтожит тебя, если я лишу тебя своей заботы, и сделает эту смерть нелегкой. Разве такая плата слишком высока, когда на чаше весов — твоя судьба?
— Да, — подал голос священник. — Такая цена слишком высока.
— Шанс на жизнь, — повторил Анатоль. — И освобождение от боли — на время. Ты не слишком-то щедра.
— Ты солдат, — промолвила женщина. — И понимаешь, как заключаются союзы. Сделка, заключенная со мной, ограничивается только мною. Я могу тебе избежать Асмодея, но, если он решит преследовать тебя, я не смогу его остановить. Все, что я могу тебе предложить — это шанс на жизнь. Не могу предоставить неограниченную будущую защиту от приспешников Зелофелона — или, скажем, от немецких пуль — но шанс все же лучше, чем ничего. Асмодей, конечно, захочет иметь дело с тобой, когда устанет от своих игр в палача. В глубине души он ведь простой человек с ограниченным воображением. Дева Орлеанская может снова прийти спасать тебя, принимая во внимание ее намерение отправить тебя на поиски Дэвида Лидиарда… но я не знаю, стоит ли тебе доверять ей. А чтобы заручиться моей помощью, тебе достаточно пообещать выполнить всего одно желание.
Она мучила его, одновременно провоцируя, и он думал: интересно, не станет ли ее обращение более приятным, если он не откажет ей в ее просьбе. У него было неприятное ощущение, что, стоит ему дать согласие, как она потребует выдать текст послания, предав тем самым интересы другого лица.
— Я думал, как раз ведьмы исполняют желания простых людей, — с сарказмом выдавил он. — Никогда не слышал, чтобы было наоборот.
— Мне нужно только одно желание, — серьезно отвечала она. — Традиционные три — слишком большая жадность.
— Это не просто жест, — предостерег его священник. — Не позволяйте ей втянуть себя в игру.
— А я прошу два, — выдвинул Анатоль встречное предложение, думая, что если безумная игра начнется, он тоже может получить свою выгоду и поднять авторитет.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, — видимо, все его мысли ей было не охватить.
— Ты должна дать Фериньи шанс на спасение, — объяснил он. — Я никуда не пойду, если здесь останется человек.
— Нет! — воскликнул священник. Его гнев был искренним. — Я не стану покупать свободу такой ценой. Отказываюсь!