Карнавал (сборник)
Шрифт:
Борис вздрогнул и выронил сигарету. Раскрыв рот, он судорожно глотнул сырой воздух и рванул на груди рубашку. Пуговицы брызнули в разные стороны, и дыхание постепенно выровнялось.
— Заболел, что ли? — неуверенно пощупал лоб.
Лоб был холодным. Да и вряд ли вот так просто, попав под летний дождь, может заболеть здоровый мужик, бегающий каждое утро кросс по три километра. А если и простыл немного, то какой-нибудь там насморк появится только завтра. Борис успокоился и, вытащив новую сигарету, чиркнул спичкой. Спичка, обгорев до конца, обожгла пальцы и упала в траву. Борис застыл с открытым ртом, чувствуя, что с ним происходит что-то непонятное. Он был в полной растерянности от нахлынувших чувств; единственное, что явственно ощущал — это то, что кто-то внутри него несказанно рад этой растерянности.
— Ничего не понимаю, — пробормотал он, оглядываясь.
Вокруг все было по-прежнему. Сквозь пелену дождя смутно проглядывал лес, даже в такую погоду красивый и загадочный.
В сознании возникло неясное сравнение: что-то насчет деревьев, людей, дождя и необычных ощущений. Нечеткая, робкая эта мысль еще не оформилась, как Борис почувствовал внутри себя какое-то движение.
— Галлюцинация, — с усмешкой произнес Борис.
— Галлюцинация, галлюцинация… — эхом пронеслось по лесу.
Борис резко обернулся. Эха здесь быть не могло. Да и не может оно возникнуть от слов, произнесенных полушепотом.
— Эй, кто тут? Хватит прятаться, выходи!
Он был почти уверен, что сейчас зашевелятся густые заросли и выглянет чья-нибудь довольная физиономия в капюшоне плаща. Может, это будет даже хорошо знакомый человек и они, от души посмеявшись над шуткой, вместе побредут домой. Вдвоем куда веселее.
На крик никто не вышел. Только дождь все так же неистово колотил по беззащитным листьям, и они дергались, словно марионетки в кукольном театре. За каждым кустом прятался кто-то невидимый и смотрел оттуда, наслаждаясь эффектом. Борису стало холодно.
— А никого здесь и нет, — раздался над ухом легкий смешок.
— Кто?.. Кто это говорит? — Борис завертел головой, вглядываясь в мутный полог дождя.
— А никто. Ты сам. Сам с собой и говоришь.
Борис буквально врос в землю. Он понял, откуда исходит голос изнутри.
— Ты кто? — прошептал губами Борис.
— Мы — это ты, то есть мы стали тобой и теперь составляем одно целое. Ты не пугайся, ты первый и можешь этим гордиться. Тебе повезло.
Голос показался знакомым. Борис покопался в памяти… и вспомнил! Голос принадлежал соседу по лестничной площадке. Такой же вкрадчивый, мягкий, с успокаивающей интонацией. Можно было зримо представить, как внутри сидит этот сосед и с удовольствием потирает крохотные ладошки. Воплощение тихой радости.
— Ну, конечно, — хихикнули в ответ. — Так и есть. У нас нет своего голоса, и мы выбрали первый попавшийся из твоей памяти. Ты думай, думай. Вот когда ты думал про деревья и людей, было хорошо.
— Но позвольте, — возмутился Борис и осекся. Оказывается, его слышат даже тогда, когда он не говорит, а только думает.
"Послушайте, — мысленно произнес Борис. — Я ничего не понимаю. Кто вы? И почему я должен думать? Что значит "было хорошо"? Кому хорошо?"
— Ты, конечно, не обязан думать, но ведь ты иначе не сможешь. Ты так устроен, что будешь думать всегда, и это прекрасно — мы нужны друг другу.
— Не понимаю, зачем вы мне нужны? И объясните, наконец, откуда вы взялись?
— Издалека, издалека, издалека… — тоненько пропел целый хор, и теперь Борис различил в нем множество голосов своих друзей и знакомых.
— …Мы долго летели в пустоте, где не было ни одной мысли. Мы устали. Нам нужны чужие мысли, эмоции, впечатления. Для нас это жизнь. Сами мы ничто — пустота, в которой летели. И вот мы нашли тебя…
— Но ведь вы говорите со мной, значит, вы мыслите. — Борис удивился своему спокойствию. Как-никак, а произошла долгожданная встреча с иным разумом. Сколько было споров по этому поводу! И в журналах, и по телевидению, и в курилке у них на работе. И вот — подумать только! — он первый из людей…
— Мы обретаем сознание, лишь встретив его. Мы — это ты. Мы превратились в тебя и теперь неразлучны.
— Так, хорошо. — Борис убрал со лба мокрые волосы, равнодушно отметив, что дождь еще не кончился. — А зачем все-таки вы мне нужны?
— Каждое сознание в чем-то нуждается. У тебя тоже есть потребности, которые мы могли бы удовлетворить. У нас еще мало опыта, но если ты будешь думать, мы поймем тебя и исполним любое желание.
Борис усмехнулся. Вот она — древняя мечта человека. Волшебная палочка, золотая рыбка, добрый джинн из бутылки. Загадай желание — исполню!
— И что же я должен думать?
— Ты уже думаешь. Думай что хочешь, мы всему рады, но больше всего любим сильные эмоции и яркие образы.
— Вы что, едите их, что ли?
— Можешь сказать и так, хотя это не связано с приемом пищи в твоем понимании.
— Ну, а если я захочу, например, оказаться сейчас дома, у теплой печки?
Борис сидел у огня и протягивал к нему руки. От одежды валил пар, и он с удовольствием ощущал, как клеточка за клеточкой отогревается его тело.
— Снимай, снимай скорее! — суетилась мать, доставая сухое белье.
— Что, пострел, набегался? — одобрительно прошамкал дед, щуря подслеповатые глаза.
— Набегался, дедунь…
— Да хватит вам его разговорами донимать. Не видите разве, мужик с добычей пришел. — Отец указал на корзину с грибами. — Замерз, поди. Давай-ка все к столу.
Борис переоделся во все сухое и, хрустнув замлевшими суставами, сел за стол.
— Ну-ну, — заерзал дед. — Рассказывай, где был, что видел?