Карнавал (сборник)
Шрифт:
— Будем курочить.
— Пожалуйста, пожалуйста, — пропел Андрей Николаевич, суетливо пряча тарелку с обглоданной куриной костью. В отсутствие жены он слегка одичал.
Мастер бухнул на стол чемодан, открыл крышку и принялся греметь железом. Сидоровский на цыпочках выскользнул из кухни.
Легко и весело пронес он свое грузное тело через коридор, свернул в комнату и мягко затормозил у шкафа. Прислушиваясь к металлическому грохоту, Андрей Николаевич упаковался в синие брюки и домашнюю курточку с атласным воротничком.
— Ну, как идут дела? — бодро осведомился он, эффектно появившись в дверях.
— Ум-гум, — ответил слесарь, не отрываясь от крана.
— Давайте, давайте, — с энтузиазмом посоветовал Сидоровский, довольно озираясь.
Совсем недавно он приобрел импортный кухонный гарнитур, и визит мастера оказался кстати. Приятно иногда впустить в свое жилище незнакомого человека. Пусть посмотрит.
Наверное, на кухне стало светлее, потому что мастер, оторвавшись от работы, скосил глаза на обладателя дефицитной куртки.
Сидоровский приосанился, изобразив человека, обуреваемого творческими идеями. Он только что оставил письменный стол и важные бумаги, с которыми предстоит еще долго и вдумчиво работать. Вхождение в образ удалось слесарь заволновался и энергично задвигал локтями, терзая несчастный кран.
— Вы тут работайте, — подал голос Андрей Николаевич. — А если что понадобится, я буду у себя в кабинете.
И после этих слов он направился в кабинет. Там, усевшись за стол, разбросал перед собой листы чистой бумаги, раскрыл пару книг и уставился в окно. Делать было абсолютно нечего.
Сидоровский Андрей Николаевич работал начальником небольшого предприятия. Когда-то в молодости защитил диссертацию, немного пометался в поисках и дерзаниях, потом женился, попал в струю и осел в ответственном кресле. По всем признакам жизнь удалась.
Однако чего-то не хватало. Частенько Андрей Николаевич ловил себя на мыслях о прошлом. О времени, когда видел цель и шел к ней путями, которые выбирал сам. Пути были праведные и неправедные, цель представлялась великой, и каждый шаг приносил удовольствие.
Теперь все изменилось. По-прежнему хотелось больших дел, но не было прежней лихости и безрассудства. Появилась боязнь ошибиться и потерять то, что уже достигнуто. Сидоровскому ничего не оставалось, как играть роль деятельного человека, ничего при этом не делая. С ролью он справлялся, благо имелись условия — штат деятельных сотрудников и авторитет нынешнего положения. Что касалось честолюбия, то оно удовлетворялось внешними атрибутами — трехкомнатной квартирой, служебным кабинетом, горделивой осанкой и набором трескучих фраз. Ораторским искусством Андрей Николаевич овладел в совершенстве. Любил, грозно сверкая очами, распекать нерадивых, костить нерасторопных и намекать на самые решительные меры воздействия. Кругленькие слова бойко скакали по головам слушателей и, сотрясая воздух, рождали симфонию горного обвала.
Так время и шло. Дни шли один за другим, и в их однообразной череде жилось не так уж и плохо. Но, как говорилось ранее, Сидоровскому чего-то не хватало. Наверное, дело было в людях. Не замечалось в них должного уважения и преклонения перед его заслугами. Доходили даже кое-какие досадные слухи. А бывало, появившись внезапно в какой-нибудь комнате, Андрей Николаевич улавливал окончание своей фамилии и успевал заметить дерзкий озорной блеск в глазах сотрудников. В следующий миг картина преображалась. Люди рьяно хватались за работу, обращались с какими-то вопросами и безостановочно сюсюкали: Андрей Николаевич да Андрей Николаевич, ах! Все бы хорошо, да только за напускным этим раболепием не было ничего. Сидоровский в глубине души возмущался, но виду не подавал — продолжал играть роль. Играли и все остальные, и надо сказать, успешно — не придерешься. Воистину, людскому лицемерию не было предела.
Чтобы выдержать подобное безобразие, приходилось надевать маску и окружать себя верными людьми. Верные люди спасали от перенапряжения, а маска со временем стала привычной. Вот и сейчас, стоило появиться незнакомому человеку, как она, словно на резинках, мгновенно скользнула на место.
Из кухни донеслось осторожное покашливание. Потом шаги и голос:
— Хозяин, а хозяин? Работа сделана.
Андрей Николаевич обернулся. В дверях стоял сантехник уже без кепки. Черные вьющиеся волосы, бледное лицо с легким румянцем на щеках и глаза, в которых пряталось любопытство.
— Книг-то сколько! — изумился мастер, оглядывая кабинетные стеллажи. Неужто все прочитали?
Сидоровский заулыбался.
— Да вот… прочитал.
— Ну-у! — восхищенно протянул слесарь. — Видать, много тут всякого написано.
— А как же. Пишут люди, пишут, — развил мысль Андрей Николаевич и быстренько навел на столе порядок. Сложил листы в стопку и придавил книгой.
Мастер казался человеком культурным, и Сидоровский решил поблистать эрудицией. Таково уж действие маски — всяк, кто наденет, проникается ее духом. Свирепая личина с клыками да глазищами побуждает рычать и угрожающе скрючивать пальцы.
А обладателю шутовской, кроме прыжков и ужимок, необходим еще и колпак с бубенчиками.
Слесарь, не решаясь войти в комнату, водил глазами по полкам.
— Вы присядьте, — пригласил Андрей Николаевич. — Побеседуем. Я вижу вы интересуетесь?
— Да не то чтобы очень, — отозвался мастер. — Просто иногда заглядываю.
— Правильно, — решительно одобрил Сидоровский. — Надо заглядывать. Духовная пища как-никак. Источники знаний. Сокровищницы человеческих мыслей.
Сантехник осторожно присел в кресло. Весь его вид выражал внимание.
Сидоровский продолжал разглагольствовать:
— У меня и сын читает. И жена. И я тоже. Работа, знаете ли, такая. Без книг, без информации, без повышения духовного уровня — никуда. Тупик. Топтание на месте. А нам надо двигаться. Верно?
— Верно, — согласился слесарь. — И про душу вы хорошо сказали. И кормить ее надо, и поить. А иначе — смерть.
Андрей Николаевич снисходительно улыбнулся.