Карнавал (сборник)
Шрифт:
— Что заметил?
— Вино. — Она внимательно посмотрела ему в глаза. — Оно оказалось не для вас.
— Я ничего не понимаю.
— Только не обижайтесь, пожалуйста, но я вас очень прошу: верните розу. Она не должна оставаться у вас.
— Пожалуйста. — Он достал цветок.
— Не обижайтесь, — слабо улыбнулась она. — Поверьте, я очень рада вас видеть, но нам нельзя встречаться.
— Хм… Как знаете. Но объяснили бы хоть, что за карнавал вы тут вчера устроили.
— Карнавал… — еле слышно повторила девушка, и в глазах ее промелькнуло мечтательное выражение. — Было очень весело.
— Так что за карнавал? — хмуро повторил он, начиная уже злиться.
— Я сама во всем виновата. — Она взглянула на цветок, потом на него. И за то, что я сегодня еще здесь, следующий раз для меня не будет праздника.
— Какого праздника? Когда следующий раз?
— Праздник жизни. Одна ночь в тысячу лет.
— В тысячу лет? — Его брови поползли вверх. — Что вы имеете в виду?
— Ничего, прощайте.
— Э, нет! — Он с улыбкой загородил ей дорогу. — Наговорили тут всяких небылиц и "прощайте"?
— Что вы хотите еще узнать?
— Ну хотя бы, кто вы? Где живете? Почему Артур так странно себя вел? Он что, ревновал?
Она долго смотрела ему в лицо, словно пытаясь запомнить его по крайней мере лет на тысячу, и тихо произнесла:
— И я, и Артур, и все остальные нигде не живут. Мы жили… А теперь прощайте.
— Как жили?! — Он схватил ее за руку.
— Пустите! — Девушка резко отшатнулась, глядя на него расширенными от страха глазами. — Вы не должны меня держать, не должны… Ах!
Роза, которую она сжимала в руке, отлетела в сторону и упала на землю. Он быстро нагнулся, подхватил цветок, выпрямился.
Вокруг никого не было.
— Джульетта!
Порыв ветра хлестнул по лицу мокрой пощечиной.
— Джульетта… — Он бессильно опустил руки и хрипло прошептал: Жили… Да разве может быть такое?!
Дождь кончился внезапно.
По дороге, звеня мокрыми шинами, наперегонки мчались блестящие автомобили. Разбрызгивая лужи, они с шумом проносились мимо стоявшего на остановке человека. Промокший до нитки, он безучастно смотрел в разрыв серых туч, где плескалось яркое солнце. Иногда он подносил что-то к лицу и подолгу разглядывал. Это был цветок. Засохший и невзрачный…
Треугольник на сером фоне
Порой, в одиночестве, мне начинало казаться, будто я не один. По вечерам, в прихожей, где выключен свет, стоял кто-то. Он даже не очень тщательно прятался — мне удавалось заметить часть рукава, носок ботинка, а то и услышать осторожный вздох. Видения эти и звуки были мимолетны, и через мгновение я уже не был уверен в их реальности. Я гнал от себя нелепые мысли, но потом, громко кашлянув, поднимался из кресла и, шлепая ногами, шел на кухню и обратно, зажигая везде свет. Не помогало. Невидимый кто-то успевал скрыться в ванной. Доходило до того, что я заглядывал под диван, открывал шкаф и ворошил одежду на вешалках. В конце концов возвращался в кресло к отложенной книге. Посмеиваясь, перелистывал страницы, как вдруг краешком глаза улавливал быстрое движение за шторой.
Я понимал, что все это глупо. В квартире никого нет. Однако чем больше себя убеждал, тем сильнее хотелось проверить. Разум противился очевидному и толкал на бессмысленные поиски. Действовал безошибочно и коварно, задевая потаённые струны страха, а если я упорствовал, то прямо намекал, что кто-то стоит у меня за спиной, и тогда уж я оглядывался. Естественно, никого там не было, но разум продолжал безумствовать, рождал все новые подозрения, как ловкач-детектив запутывал следствие, поскольку сам же и был злоумышленник. Это могло показаться занятной игрой, если в ней не участвовать, а наблюдать со стороны. Я же участвовал, ибо таковы правила, и не мною они установлены.
Думаю, не мне одному знакомо подобное чувство. Едва стемнеет, как фантомы населяют твое жилище, прячутся в укромных местах, шепчутся, что-то замышляют. Их не видно, но они здесь, и чем больше о них думаешь, тем хуже для тебя. Страх — потребность интеллекта, и если нет реальных причин, включается воображение. Звучит, быть может, странно, но иначе не объяснить интерес человека ко всему, что хоть немного пугает. Вспомните, как в детстве вы с замиранием сердца слушали жуткие небылицы. А сказки? Выбросьте из них дремучие леса, топкие болота, колдуний, леших и домовых — и что останется от этих сказок? Красавица и та спит беспробудным сном, похожим на смерть, а Иван Царевич вот-вот, кажется, сгинет безвозвратно. Так, может, оттуда все и повелось? Разбередив душу однажды, обрекаешь ее на вечную жажду трепета? Или спрос существовал с самого начала, оттого и бередить сладко? В конце концов нет разницы, что появилось раньше. Эмоции требуют выхода, а страх одна из них. Мы все имеем право на испуг.
Вот, приблизительно, так я объяснял себе свою настороженность. Не скажу, чтобы визиты невидимых гостей сильно досаждали, но я решил от них избавиться. Наверное, любопытства ради пожелал сразиться с самим собой и совершить никому не нужный подвиг.
В тот же вечер я запретил себе отвлекаться на подозрительную возню за спиной. Вызов был принят, и мне задышали в затылок. Слабое движение воздуха шевелило волосы, щекотало кожу, но я выдержал. Тогда началось на кухне. Кто-то на цыпочках сделал пару шагов и затих, не решаясь выглянуть. Я скосил глаза, не в силах предпринять что-либо большее. Скрипнула половица, что-то звякнуло. В общем, спас меня телевизор. Фальшивая мелодрама притупила все чувства, тем самым доказав, что такие фильмы тоже нужны.
Утро принесло облегчение. Кажется, я видел неприятный сон, но, проснувшись, забыл его. Кухня, таившая вчера столько опасностей, выглядела мирно и безобидно. За стеной гремели посудой, разговаривали. Потом все звуки исчезли. Я сидел у окна, попивал кофе, как вдруг — тишина. Только странный какой-то, далекий шум…
…нарастая, перешел в грохот так неожиданно, что я вскочил, а он запульсировал в ушах, забухал по черепу, вдребезги разнес чашку…
На полу, в лужице кофе, валялись фарфоровые осколки. Тупой перестук в голове превратился в обычное тиканье. Домашний бухгалтер времени стоял на кухонном шкафу и добросовестно тюкал чем-то у себя внутри. И сколько на него ни пялься — ничего сверхъестественного. Осторожно, словно бомбу, я повертел будильник в руках и поставил на место. Взглянул на разгром под ногами — и меня потянуло на воздух, к людям, в городской шум.
Выходной день кроме прочих целебных свойств способствует наведению порядка в мыслях. Будни держат в напряжении: несешься по наезженной колее и ошалело вертишь головой — куда это я мчусь? Вроде туда, куда надо, но потом в такую тьмутаракань занесет, что назад бы готов, да поздно, и выбираешься второпях, вслепую, трясясь и дергаясь от езды по ухабам. В автопробеге по бездорожью участвуют все — даже те, которые сидят и ничего не делают. Пришел, сел, смежил веки — долго ли протянешь? И точно — чуть освоился, как заурчал мотор и брызнули из под колес ошметки грязи. А окружающие чихают в бензиновых парах. Отсюда стресс, нервозность, навязчивые идеи, и срочно требуется два выходных, чтобы все это перелопатить.