Карнавал страха
Шрифт:
«1693. 10 Дросилмонта. Мурдей (смерть). Жан-Клод Уберон „Сиамские близнецы Панол и Банол“ разделены. Т5 убит, татуировка уничтожена. Похоронен».
«1693. 11 Дросилмонта. Виндей (арест). Доминик д'Луве арестован за убийства П33 – Т5. Иветта Мартинки „Слепая жонглерша Мария“ и Рэнвен Ферроне „Волшебник Моркасл“ в сопровождении жандармов уехали на суд».
«1693. 12 Дросилмонта. Дордей (суд). Доминик д'Луве ошибочно приговорен за убийства П33 – Т5, он становится „Карриком, человеком тысячи
Мария сделала несколько шагов к окну.
– Кукольнику известно все, что происходит. Но это вовсе не доказывает его вины. Вот если бы мы могли узнать, что значат цифры, номера и фраза «татуировка уничтожена», то, думаю, получили бы доказательства.
Гермос пролистнул назад еще несколько страниц, отдалившись на несколько лет в прошлое. Добравшись до 1687 года, он остановился, и нашел такую запись:
«1687. 27 Венремонта. Мурдей (суд). Френсис Кианту обвинен за неповиновение родителям. Превращен в „Гермоса Великана“. Прибывает 29 Венремонта».
Мария опустила ему на руку холодную ладонь.
– Он сделал это и с тобой. И с тобой тоже.
Великан внимательно изучил ее лицо, глаза его сузились.
– Френсис Кианту?
Имя казалось удивительно знакомым.
– Он сделал это и с тобой, – повторила Мария, дотрагиваясь до старинной книги. – Я здесь тоже есть?
Великан стал быстро листать потертые страницы, пальцем пробегая по датам и именам.
– Это было до 1680, – сказала Мария. – Я попала сюда в девятнадцать лет.
– Этот раздел начинается с 1684, – сообщил Гермос, – остальное заперто.
– Я знаю, что я тоже есть здесь, как и ты, – сказала Мария, качая головой. – Но я всегда думала, что выросла здесь, на Карнавале.
– Я тоже.
– Я думала, что все это лихорадка. Я забыла свое прошлое, как и Каррик – человек тысячи ножей, – поняла вдруг Мария, и глухой стон сорвался с ее губ, когда она заговорила снова, голос был исполнен страха:
– Это не только Доминик. Это и я, и ты. У всех у нас одна судьба.
– Я прятался от родителей.
– Если бы я могла… – начала она. – А что, если они отняли у меня глаза на суде? – Она опустилась на колени на пыльном полу и спрятала лицо в ладонях. – Что же я сделала, чтобы заслужить такую кару?
Гермос отложил книгу и сел рядом с ней, опустил руку ей на спину, нежно погладил, а потом поднял к себе лицо девушки. Когда он попытался заговорить, по лицу заструились капли холодного пота, а речь вдруг оказалась неразборчивым скрежетом, оформившимся в вопрос:
– Что же нам делать? Мария по-прежнему молчала. Тут у двери раздался какой-то шум.
– Я предупреждал тебя, Мария, – раздался каркающий голос Кукольника.
Смахнув с глаз слезы, Мария встала и стряхнула
– Любопытство, – угрожающе произнес он, взмахнув рукой, – смертный грех. Это тяжкое обвинение в Л'Мораи.
Мария заговорила, но ее слова были не намного громче шепота:
– Ты убийца, Кукольник.
– А если и так, – отозвался хозяин Карнавала с мрачной улыбкой, – что ты можешь сделать?
Гермос встал между слепой и Кукольником и произнес, подталкивая Марию к двери:
– Нам надо идти. Мария вырвалась.
– Я обвиню тебя.
– Где? В Совете Л'Мораи?
– Я сама убью тебя, я должна это сделать. Гермос сжал руку.
– Нам надо идти.
Кукольник загородил им дорогу.
– Я говорил тебе не отдергивать этот покров, Мария. Теперь даже я не могу остановить неизбежное.
– Я хочу получить назад глаза, будь ты проклят! Ты украл у меня все! – закричала женщина. – Мы прочитали твой дневник, твой смертельный журнал. Теперь мы знаем о судах и пытках, в которых ты участвовал. Мы знаем, что ты превращаешь жителей Л'Мораи в уродов. Я знаю, что ты сделал меня уродом.
– Значит, ты думаешь, что я виновен, – заметил Кукольник. В его голосе смешались ярость и смех. Он потер костлявой рукой шею, и Гермос снова увидел медальон с эмблемой Кин-са. Но только теперь он заметил копье, которое пронзало спину коня.
– Ты пытал Гермоса. Ты пытал меня. Кукольник вздохнул, и воздух со свистом вырвался из его стиснутых зубов.
– Вы видели не самую большую книгу. Есть еще одна, и ты знаешь о ней. Там нет имен, но от нее не укрыться никому. Она обвиняет нас всех. Это Уклад Л'Мораи. Они считают грехом говорить, дышать, быть. В ней занесены все имена.
Мария схватила Кукольника за полу плаща и закричала:
– Посмотри на меня! Посмотри на меня, проклятый! Ты же знаешь, что я не вижу тебя. Я хочу назад свои глаза, мсье Кукольник. Я хочу назад свой мир. Ведь ты украл его у меня!
– А овцы хотят получить назад свою шерсть, как и свиньи мечтают о собственном сале, – отозвался Кукольник. – Мы все хотим получить что-то назад, не так ли, слепая Мария? Но и свиньи, и мы, уроды, никогда не вернем утраченного.
Мария попыталась оттолкнуть его и пройти к двери.
– Больше не будет никаких уродов, больше не будет убийств, мсье Кукольник. Я остановлю тебя.
Моди Сиен громко рассмеялся, хватая слепую за руку. Неожиданно он закрутил ее в быстром фантастическом танце, напевая протяжную песенку, какие поют в дешевых тавернах: