Карнавальная ночь
Шрифт:
Ролан с обожанием смотрел на нее. Маргарита сняла с его головы шляпу Буридана и нежно провела рукой по густым кудрям.
– О! – воскликнуло это большое дитя, разражаясь банальностями, к которым возвращается свежесть, когда их произносят невинные уста (к тому же подобные речи весьма шли к маскарадному костюму Ролана). – Не богохульствуй, Маргарита! Бог накажет тебя! Ты полюбишь безответно!
– Разве мы перешли на «ты»? – спросила Маргарита, убирая руку.
Ролан опять покраснел.
– Впрочем,
Последние слова были произнесены с тем легким бесстрастным изяществом, которое сделало бы честь хозяйке самого модного салона.
Жулу сидел за столом в кухне и, предвкушая наслаждение, не спеша разрезал цыпленка, выкладывая на щербатом блюде ровную пирамиду.
Маргарита играла ниткой жемчужных бус, струившихся по ее ослепительной груди. В некоторые мгновения Ролан испытывал мучительную тоску, глядя на нее.
– Вам все идет, – сказала Маргарита, помолчав. – Я знаю, что вы бедны, но если бы вы были не так горды, портные одевали бы вас задарма.
Слеза покатилась по щеке Ролана.
– Но я горд, – тихо произнес он, опуская голову.
– А разве вы не бедны?
– О да… Я очень беден.
Полуприкрыв веки, Маргарита смотрела на Ролана влажным обволакивающим взглядом.
– Если бы я могла любить, – сказала она словно про себя, – я полюбила бы человека бедного и гордого.
Она встала и горделиво выпрямила плечи, демонстрируя свою великолепную фигуру в самом выгодном свете.
– Но я знаю, что не могу любить, – добавила она.
Представьте, что две бутылки вина, которыми Жулу намеревался заменить пиво в цыплячьем жарком, стояли на столе в кухне. Он купил их заранее, записав на счет прекрасной грешницы, в одной сказочной лавочке, где привечают бедных клиентов. Такие лавочки водятся лишь в Латинском квартале да в стране Бреды. Помните славного бакалейщика, торговавшего трюфелями по сорок су за фунт?!
О молодость! Чудесное незабываемое время, когда все поэты, все счастливы и думают лишь о шампанском, трюфелях и любви!
Виконт Жулу обладал посредственным воображением, но его желудок был так же великолепен, как взгляд Маргариты. Он не задумываясь предпочитал мадеру «Ля Вийет» всем остальным винам. Мы надеемся, что столь красочный и жизнелюбивый персонаж не может со временем не привлечь на свою сторону читателя.
В тот момент, когда Жулу, с почтительным трепетом откупорив первую бутылку, поставил ее на стол рядом с тарелкой, на которой возвышалась аппетитная пирамида из цыпленка, до него донеслись громовые раскаты «хора пьяниц», ныне настолько вошедшего в моду, что его вставляют в каждую оперу:
– Нальем! Глотнем! Споем! Допьем!
Жулу нравился этот стихотворный размер, избавленный от александрийской растянутости. Ему также нравилось исполнение, он любил, когда пели громко и невпопад.
– В «Нельской башне» веселятся, – с завистливым вздохом пробормотал он. – Какая досада обедать одному!
Поддавшись безотчетному порыву, Жулу открыл окно на кухне, выходившее в сад при кабачке, находившемся по соседству с Гран-Шомьером и носившем название популярной пьесы.
– Нальем! Глотнем! Споем! Допьем!
Вслед за этой оригинальной песенкой раздалась другая с не менее впечатляющими рифмами: кружка, подружка, чекушка, хохотушка, пирушка, заварушка. Кухня наполнилась нестройными звуками. Жулу не мог усидеть на месте. Облокотившись на подоконник, он устремил пристальный взгляд внутрь заведения, обставленного с суровой простотой и даже грязноватого, где пировала веселая компания. Там были только мужчины и все в маскарадных костюмах.
– Смотри-ка! – сказал Жулу. – Это служащие Дебана гуляют… Эй, контора Дебана! Эй!
– Эй! – ответили ему. – Да это дурак Жулу! Мы проматываем наши парижские су, милостивый государь. Здесь Филипп, Готье, Ландри, Орсини, король, министр, но нам не хватает Буридана и дам. Бросай нам свою Маргариту, а сам прыгай следом, забулдыга ты этакий.
На другой половине дома пальцы Маргариты, белее клавиш из слоновой кости, порхали по клавиатуре. Пианино пело ангельским голосом. Ролан взволнованно слушал, как льются жемчужные слезы Дездемоны. Маргарита играла «Песню ивы».
ВЗГЛЯД МАРГАРИТЫ
Прошло полчаса. Жулу не только не соблазнился приглашением служащих нотариуса Дебана, но, напротив, закрыл окно и спокойно уселся за стол. Первая бутылка вина была почти выпита, цыплячьи ножки и грудка исчезли. Жулу раскраснелся и оживился. Мы не сказали «развеселился», ибо бормотание, доносившееся из гостиной после того, как смолкла «Песня ивы», заставляло его недовольно хмуриться. Он с грустным сожалением прислушивался к припеву, который упорно повторяли неугомонные соседи:
– Нальем! Глотнем! Споем! Допьем!
«Да разве в „Нельской башне“ подадут такого цыпленка? – утешал себя Жулу. – Дудки! Это дешевое заведение… Оставлять Маргарите крылышки или нет?»
В монологе, замедлившем непрерывную работу по пережевыванию пищи, Ролан не был упомянут ни словом, что не мешало Жулу о нем думать. Он уже три или четыре раза выходил на разведку в коридор, неуклюже ступая на цыпочках. Каждый раз он возвращался на кухню все в более мрачном настроении, которое, однако, никоим образом не влияло на его аппетит. Жулу взялся за цыплячьи крылышки, говоря себе: «Не больно-то я держусь за Маргариту, но этот малый мне не нравится!»