Каролинец
Шрифт:
В первые дни июня в Чарлстон прибыл генерал-майор Чарлз Ли, этот английский солдат удачи, присланный Вашингтоном для командования войсками, оборонявшими южное побережье. Генерал-майор обладал огромным военным опытом и был искусным полководцем; всю жизнь он провел, участвуя в тех или иных кампаниях по всему свету. Молтри писал, что его прибытие в город было равносильно подкреплению в тысячу человек. Правда, манеры у генерала, добавлял Молтри, тоже весьма генеральские.
Командующего сильно обеспокоило состояние огромного форта Салливэн, который строили из пальметтовых бревен. В служебной переписке тех дней нетрудно заметить проблески раздражения генерала, вызванные столь неторопливой методичностью работ, будто полковнику
Однако если Молтри проявлял неспешность в первом, то последним он и вовсе пренебрегал. Он заявлял, что не намерен никуда отступать, и потому не собирается тратить на мост время, силы и с трудом доставляемые материалы.
Богатый боевой опыт Ли научил его не исключать никаких возможностей. Более того, он был твердо убежден, что форт — особенно в его теперешнем незавершенном состоянии — не сможет устоять против мощной эскадры под командованием сэра Питера Паркера, ставшей на якорь вдали от мелководья. Генерал не учел только двух факторов: стойкости и хладнокровия мужественных защитников форта и особых свойств пальметтовой древесины, сведения о которых не входили в круг его разносторонних познаний.
Наступление флота было отложено до конца июня, чтобы скоординировать его с действиями сухопутных сил под командованием сэра Генри Клинтона, высаженных на Долгом острове с той же основной задачей — овладеть фортом, который запирал вход в бухту и гавань. Для достижения этой цели Клинтон установил на острове батарею, которая должна была прикрывать переправу войск вброд через узкую полосу мелководья, разделяющую оба острова. Однако на восточной оконечности острова Салливэн под защитой отряда стрелков ей противостояла батарея полковника Томсона, пристрелянная по всем направлениям предполагаемой переправы.
Защита форта Салливэн стала одним из легендарных эпизодов войны за независимость Соединенных Штатов: немногие из ее сражений имели последствия более далекие, чем это, разгоревшееся в период относительной неопределенности в положении американцев.
Двадцать восьмого июня, в половине одиннадцатого утра, сэр Питер Паркер поднял на мачте флагманского корабля «Бристоль» сигнал к наступлению, и эскадра из десяти кораблей, вооруженных в общей сложности двумястами восемьюдесятью четырьмя пушками, самоуверенно двинулась к форту, чтобы сровнять его с землей.
К одиннадцати часам ночи девять поврежденных кораблей отошли и спустили якоря на глубине пяти морских саженей, бросив на мели западнее форта десятый
— фрегат «Актеон», потерявший рули и оснастку и почти полностью разбитый; к пяти часам утра следующего дня береговые пушки разнесли останки фрегата вдребезги. Вот как это происходило.
С самого начала операции у Молтри не хватало пороха, поэтому артиллеристы не просто экономили его запасы — они старались наводить орудия как можно точнее, чтобы выстрелы не пропадали зря. Батареи форта сразу повели небеглый, но меткий огонь, производя на палубах кораблей ужасные разрушения, а ядра британцев либо застревали в мягких, пористых пальметтовых бревнах, почти не причиняя им вреда, либо попадали в широкий ров с водой в центре форта, где фитили с шипением гасли, прежде чем заряды успевали взорваться. Стоит упомянуть, что из более чем пятидесяти ядер, выпущенных по форту одним только «Тандербомбом», ни одно не взорвалось.
Но некоторые ядра все-таки взрывались, и, хотя потери гарнизона были поразительно невелики, защитники форта Салливэн тем не менее назвали потом этот изнуряюще знойный день адским. Обнаженные по пояс, окутанные едкими клубами дыма, вызывающими удушье, они упорно продолжали драться против намного превосходящих сил неприятеля под несмолкаемый грохот артиллерии и рвущихся над головой гранат. И среди них — всегда в том месте, где возникала наибольшая опасность — появлялись синий мундир и треуголка Молтри, который непонятно каким образом успевал приковылять своею подагрической походкой в самый ответственный момент. Его обветренное лицо олицетворяло спокойствие, и трубку он раскуривал так же безмятежно, как если бы сидел дома у камина.
Только однажды он и его офицеры, стремившиеся невозмутимостью превзойти своего командира, рассовали свои трубки по карманам из уважения к генералу Ли, когда тот приехал проверить, что у них творится, и удостовериться, что, при всем его громадном опыте ведения войны, он, видимо, оказался неправ, считая, что форт не удержать.
Главное, чего он опасался — атака с моря — к этому моменту практически захлебнулась. Но он понимал, что в обороне осталось одно очень слабое место
— незаконченная западная стена, обращенная к суше. С той стороны форт легко было обстрелять прямой наводкой с любого корабля, проникшего в пролив. Это уязвимое место не обошел вниманием и сэр Питер Паркер. В начале боя он приказал головному «Сфинксу» и «Актеону» с «Сиреной» штурмовать форт со стороны пролива. Однако удача сопутствовала храброму гарнизону. В спешке маневрирования все три корабля перепутались снастями, и их отнесло на банку, известную под названием Срединной мели. Прежде, чем кораблям удалось расцепиться, с форта по ним открыли ураганный огонь, столь же прицельный, сколь и разрушительный. «Сфинкс» и «Сирена» в конечном счете ретировались сильно искалеченные; за одним из них волочился разбитый бушприт. «Актеон» же так и остался на мели, чтобы к утру окончательно погибнуть.
Все это время Миртль не покидали мучительные воспоминания о тягостном расставании с Гарри и дурные предчувствия. Она расположилась на крыше дома у бухты, пытаясь с помощью телескопа следить за ходом сражения, разыгравшегося в десяти милях отсюда. Стекла домов непрерывно дребезжали, и весь мир, казалось, сотрясался от непрестанных залпов британских кораблей и редко огрызавшихся батарей форта.
В какой-то момент флаг — первый на Юге голубой американский флаг с белым полумесяцем в правом углу — исчез из виду. Ужас, сковавший Миртль, заставил ее вновь, как это случилось однажды, заглянуть в свою душу. Облетели шелухой и унеслись прочь все обиды и предубеждения. Потянулись минуты затишья и неопределенности; казалось, форт капитулирует.
В это время доблестный сержант Джаспер, дождавшись в ходе боя временной передышки и ослабления огня, выпрыгнул из амбразуры и подобрал флаг, срубленный шальным осколком. Прикрепив его к пальметтовому древку, он снова водрузил флаг над крепостным валом.
Когда Миртль вновь увидела развевающееся полотнище, робкое «ура!» сорвалось с ее дрожащих губ и было подхвачено чернокожим слугой, который охранял ее наблюдательный пункт и тоже переживал за любимого хозяина.
Она оставалась на крыше, пока море не затянуло вечерней мглой, все еще прорезаемой вспышками огня и запаздывающим громом орудий, а затем над городом разразилась ужасная гроза, и гром небесный заглушил показавшиеся такими жалкими отзвуки страстей человеческих.
Тогда Миртль, наконец, позволила рабам увести себя с крыши и, промокшая до нитки под внезапно обрушившимися потоками ливня, вбежала в дом, где ей предстояло провести мучительную, бессонную ночь.
Наутро весть о победе наполнила Чарлстон ликованием и хвалами, возносимыми Господу. Победа была не настолько полной, какой могла бы стать, если бы у Молтри было достаточно пороха. Имей гарнизон необходимый запас боеприпасов, британский флот был бы потоплен или вынужден сдаться. Но все же это была победа. Изрядно потрепанные, с пробоинами во многих местах, вражеские корабли исчезли с горизонта, и город вздохнул с облегчением.