Карт-бланш императрицы
Шрифт:
Екатерина не обращала внимания на сплетни: она была счастлива.
— И что ты в нем нашла, Екатерина Алексеевна, — спросила ее как-то княгиня Дашкова. — Он же грубый, необразованный, вечно пьяный. Даже когда трезв, все равно кажется пьяным.
— Я его люблю, — призналась Екатерина.
— За что? — удивилась Дашкова. — Неужели это животное можно любить?
— А разве любить нужно за что-то? — парировала Екатерина. — К тому же животных любят больше и сильнее, чем людей. Ну, хорошо. Я его люблю за красоту и смелость. За невероятную веру в себя. Люблю за его громадный рост и молодецкую удаль. Люблю за поцелуи, за то, что я больше ни одной ночи не
— А еще ты его любишь за те четыре гвардейских полка, которые он и его братья крепко держат в своих железных руках, — подытожила проницательная Дашкова. — С ними будет намного удобнее и проще взойти на трон.
Екатерина не стала отпираться.
— Ты обвиняешь меня в корысти? По глазам вижу, что это так. Ну и пусть! Твое право винить меня. Как и мое — бороться за престол. Я четырнадцать лет ждала, и теперь не имею права на ошибку. Тут не до сантиментов, Катенька. Как только императрица испустит последний дух, начнется война. Война на выживание. Ты думаешь, что я думаю только о своей судьбе? Ошибаешься. От меня зависит, будет ли мой сын жить, и признают ли его законным наследником. От меня зависит судьба друзей, твоя, кстати, тоже. Или же думаешь, что твоя рябая сестричка пожалеет тебя? Наконец, и это, может быть, самое главное, от меня зависит судьба России. Это моя страна, моя вера и моя судьба. И если для того, чтобы получить корону, мне придется переспать с целым гвардейским полком, я это сделаю. И еще благодарить буду! Понятно? В свое время Елизавета Петровна укрылась за Салтыковой, отправив ту в казармы. Я укрываться не буду: если надо, сама пойду!
— Прости, — повинилась Дашкова. — Я ведь за тебя переживаю. Твое имя у всех на слуху, его вместе с Орловым то так, то этак склоняют. В казармах только о вашей связи и говорят.
— И хорошо, — глаза Екатерины потемнели от гнева и незаслуженной обиды. — Хорошо, что говорят. Чем больше, тем лучше. Лучше положиться на преданность младших офицеров, исконно русских людей, чем добиваться симпатий высшего командования, зависящего от придворных интриг! К тому же Орловы готовы служить мне верой и правдой. Все они ведут среди офицеров и солдат пропаганду в мою пользу.
— Особенно Алексей, — улыбнулась Дашкова. — Кажется, ты умудрилась сразить сердце не только старшего, но и младшего брата. Он больше других проявляет нетерпение и горит желанием свергнуть врагов прекрасной княгини. Только не нужно краснеть. Пусть он и не так прекрасен, как его старший брат… Не зря Алексея называют резаным. Шрам действительно ужасен — от рта до уха.
— Ну и что, — Екатерина встала на сторону своего любимца. — Шрамы украшают мужчин. Алексей способен ударом кулака свалить быка, к тому же он очень умен и честолюбив. А ты знаешь, как я ценю в людях эти качества. Единственный недостаток Алексея — вспыльчивость, но со временем это, наверняка, пройдет. В любом случае, братья Орловы — мой счастливый шанс. И я очень надеюсь, что он сыграет. А то, что в казармах знают о наших отношениях с Гришей, я только приветствую. Там он — и царь, и бог. Знаешь, я даже просила Гри Гри отвести меня туда.
— И что он?
— Согласился, — с непонятной гордостью сказала Екатерина.
Дашкова только укоризненно покачала головой, осознавая, что ее упрямая подруга все равно поступит по-своему.
Так оно и вышло. Через два дня Орлов приказал Екатерине надеть мужской костюм и убрать волосы в косы. По дороге в казармы он ее инструктировал:
— Веди себя спокойно и с достоинством. На сальные шутки либо отвечай точно так же, либо не отвечай вовсе. Главное — не показывай страха. Они, как псы, моментально это чувствуют. Не успеешь оглянуться — мигом разорвут.
Страха Екатерина не испытывала, напротив, весь день пребывала в какой-то эйфории, словно готовилась вступить в новый, неизведанный, но очень притягательный мир.
Поначалу гвардейцы воспринимали ее настороженно. Десятки пар глаз нагло ощупывали фигуру, вглядывались в спокойное и немного надменное лицо. Однако грубых шуток, как боялась, Екатерина так и не последовало. Сказывалось присутствие командира. С четырех сторон великую княгиню окружали братья Орловы, готовые, если что, отразить любой натиск. Но этого не потребовалось. Справившись с первым волнением, Екатерина сделала шаг вперед, улыбнулась:
— Я всегда мечтала увидеть лучших гвардейцев России. Сегодня моя мечта исполнилось. Пока вы есть, Россия останется великой и непобедимой державой.
Ее слова встретили ликованием.
— И я все сделаю, чтобы к гвардейцам и впредь относились с должным уважением и почетом. — И снова троекратное ура. Отношение Петра к данному вопросу ни для кого не было секретом. Солдат он воспринимал не иначе, как пушечное мясо. На этом фоне теплые и простые слова оказались выигрышными. К Екатерине приблизился усатый гвардеец:
— Экая ты ладная, матушка, просто лебедушка. Если бы не Гриша…
— Охолони, Петрович! — осадил его разом насупившийся Орлов. — Глазами смотри, а руками не трогай. Моя!
В казарме раздались добродушные, одобряющие смешки.
— Молодец, Гриша! — не унимался Петрович. — Какую бабу себе оторвал! Выпей с нами, Екатерина Алексеевна, не погнушайся.
Ей протянули кружку с горячим пуншем. Пряный запах обжигающего вина разгорячил и без того запылавшие щеки. Не потому ли мать Сергея так любила бывать в казармах? А хорош Петрович, весьма хорош, несмотря на возраст. Если бы не Орлов… Но куда она без него теперь? Екатерина сделала добрый глоток обжигающего напитка. Вкус корицы, терпких трав и надежды.
— Сроду такого не пробовала, еще налей! — подставила опустевшую кружку.
— Не опьяней, Катя, — шепнул на ухо Орлов. — Солдатский пунш коварен, пьется легко, пьянит сильней, чем водка.
Она коротко кивнула, дав знак, что поняла и приняла предостережение. Но кружку взяла и, немного отхлебнув, передала ее Григорию. Орлов выпил залпом.
— Ну, спасибо, орлы! Не подвели! — сказал Григорий, обнимая Ектаерину за плечи, — Уважили командира!
Солдатские смотрины закончились успешно. В тот день Екатерина почувствовала, что одержала еще одну победу, может быть, на данном этапе самую важную. Орлов также остался доволен. Он не только закрепил свои отношения с великой княгиней, но и заручился поддержкой и одобрением со стороны подчиненных. Судьба Стеньки Разина ему более не грозила.
С того момента у Екатерины стали часто бывать не только братья, но и их ближайшие друзья. Она приручала их постепенно, то пряником, то видимостью кнута, но уже спустя полгода могла с уверенностью сказать: они пойдут за ней и в огонь и в воду. А то, что будет и огонь, и вода, и медные трубы, уже никто не сомневался.
Двор давно напоминал театр военных действий. На половине великого князя строили козни и делили государственные посты; в опочивальне великой княгини Орлов один за другим отметал планы государственного переворота, а в темной, пропахшей болезнью и агонией, комнатушке умирала Елизавета.