Карта Хаоса
Шрифт:
Прежнего Мефа Дафна изучила хорошо. Его существование вполне вписывалось в схему: «Я знаю: мне повезет». Порой в нем ощущалась неспешная самоуверенность красавчика, которая втайне сильно раздражала Даф, несмотря даже на то, что самовлюбленности – самого омерзительного, что может быть у парня – у Мефа не было. Главным, что помогало Мефу удержаться на плаву, за исключением, конечно, самой Дафны, были самоирония и воля, которыми Меф безжалостно долбил себя, точно ручным сверлом отсекая всё лишнее.
Даф достала флейту. Оглядела
Лицо спящего Мефа разгладилось. Мошкин, стоявший в дверях шагах в трех от Дафны, задумался. Затем сел на стул и, наклонившись вперед, обхватил руками виски. Чимоданов же, Ната и Улита убежали на улицу. Они, как хлебнувшие слишком много мрака, не могли выносить маголодий света. Их начинало крутить.
Дафна играла долго. Ей требовалось не только вернуть Мефу силы, но и подлатать его воспоминания о прошедшей ночи. Посещение Большой Дмитровки, котлован, стражи мрака – всё это было нежелательным фоном, который требовалось подретушировать. Не для того свет корректировал Буслаеву память, чтобы его, неготового, вновь прихлопнуло прежним грузом.
Меф проснулся два часа спустя, когда в комнате остались только он и Дафна. Лицо у него было просветленное, а вот нога Даф не нравилась. Края раны воспалились и краснота переползла на лодыжку. С ее точки зрения, волчице неплохо было бы лучше соблюдать гигиену полости рта. Придется прокалывать антибиотики или, возможно, вновь прибегнуть к флейте. Но это успеется.
– Где ты меня нашла? – спросил Меф. – А, ну да! Мы случайно встретились, когда я шел… возвращался… В общем, неважно.
Даф испытала облегчение. Получилось.
– Ну как? Сильно она меня? – продолжал Меф.
Маголодия Дафны убедила его, что он покусан уличной собакой.
– Нет, – сказала Даф. – Но пару дней придется попрыгать на одной ноге.
– А кто были те психи, которые столкнули меня в яму?
Дафна заметалась. Сказать правду без разрешения Троила она не могла, врать же не решалась. Она вообще была поражена, что Меф помнит о том, что произошло. Ей казалось, она оставила только схватку как логическое объяснение укуса.
– Психи, – повторила она.
Ответ Мефа устроил. Он оглядел комнату и уставился на ковер, на котором сам же когда-то развесил ту часть оружия, которую забрал из резиденции на Большой Дмитровке.
– Настоящее?
– Да.
– Класс! Кто-то со вкусом устроился, – оценил он.
– Точно, – согласилась Даф, убежденная, что ее подопечный сейчас чего-нибудь ляпнет.
Когда Меф говорил о ком-то что-то хорошее, то обычно немедленно добавлял и что-то плохое, словно спохватившись, что надо немедленно отрезвиться. И точно…
– А мании преследования у этого типа случайно нет? – поинтересовался он.
Даф улыбнулась.
– Есть небольшая, – признала
– Так я и думал. В «Пельмень» я уже опоздал, – заметил Меф без особого сожаления. – Не помнишь, что полагается за пропущенную смену? Расстрел на месте или долгий занудный рассказ о чести компании?
Даф попыталась сосредоточиться.
– Если оформить больничный, то, кажется, ничего, – заметила она не слишком уверенно. – Хочешь, позвоним твоей маме? Тебя не было всю ночь. Она, наверное, волнуется.
– Нет, – сказал Меф. – Не надо пока.
– Как не надо? Почему?
– На телефоне неотвеченные есть?
Неотвеченных не оказалось.
– Вот видишь, – насмешливо сказал Меф. – Значит, она не вспомнила, что меня нет. Решила, что я на ночном выпасе в «Пельмене». У нас всё наоборот. Чаще я за нее волнуюсь, чем она за меня.
– Ты? – переспросила Даф, удивленная, как в этой подкорректированной реальности изменились отношения Мефа и Зозо.
– Ага. Я. Вечно она как маленькая! Я своей родной матери почти что отец. Опекающее такое начало, – заявил Меф.
Даф уловила самцовское самодовольство и забила тревогу.
– А ты бы какую мать хотел? Домохозяйку? Ботинки на сына наденет и супиком нос оботрет? Или директора цеха по производству кладбищенских оградок? Четыре номера телефона на визитке и одна служебная лопата с пропеллером?
– Ну не зна-аю… – протянул Меф.
– А тут и знать не надо, – твердо отрезала Даф. – Родителей нужно любить по умолчанию. И уважать.
– Что, всяких? Даже если отец, допустим, под мусоркой лежит, а мать ему из контейнера бутылки пустые перебрасывает? – проговорил Меф, ощущая острую несправедливость сказанного. В конце концов, к его матери этот никак не относилось. Да и к отцу.
– Таких, возможно, любить надо даже больше, – уверенно подтвердила Даф.
Меф озадачился, но всё же чувствовалось, что он принял это к сведению. Даф давно заметила, что он может усваивать новую информацию только так: через короткое отторжение, затем осторожно и недоверчиво приглядываясь, а дальше уже как получится. Было похоже, что Меф вначале озирал некую истину умом, а потом только прикасался к ней сердцем.
– Слушай, – сказал внезапно Буслаев. – В тебе черта интересная есть. Я ее еще в «Пельмене» заметил. Ты спокойная, но вместе с тем… э-э… не тормознутая.
Даф улыбнулась.
– Спасибо! – произнесла она просто.
Она еще в Эдеме обнаружила, что искренние комплименты чаще всего выглядят неуклюжими. Скорее даже так: неуклюжесть является верным признаком того, что комплимент настоящий и сказан именно от сердца, а не от другого какого-нибудь органа.
– Как тебе удается быть такой спокойной? Это сложно? – спросил Меф.
– Да нет, не особенно. Просто я себе стараюсь не врать. До конца выговариваю все истинные причины, которые заставляют меня испытывать то или иное чувство.