Карта реки времени
Шрифт:
Я не мог не отметить того, что Лючия за последние два года постарела. Потемнело, посуровело лицо. Впрочем, неуловимая тень скорби омрачала его с тех пор, как много лет назад умер её горячо любимый муж. Донато рассказывал, что некоторые достойные люди предлагали Лючии выйти за кого-то из них замуж, но она отвергла всех. Вырастила сына, двух дочерей. И теперь помогает воспитывать четырёх bнуков. Никогда ни на что не жалуется.
Но главной её заботой были храм и Донато.
Закончив хозяйственные дела, она принялась было
Тогда Лючия, прихватив опустевший пакет, чуть ли не бегом направилась к выходу на лестницу. Она всегда передвигалась бегом, и топоток её ног был почти таким же, как у моей девочки, когда проснувшись поутру в своей кроватке, она выбегала искать маму и папу.
Донато исчез ещё до того, как убежала Лючия.
Я домыл посуду, навёл порядок на кухне. И только вышел в коридор, чтобы пройти в свою комнату, столкнулся с вернувшейся, запыхавшейся Лючией.
— Джу! — она показала на раскрытую дверь, на ступени лестницы. — Вниз!
Мы начали было спускаться вместе, но она унеслась на первый этаж так резво, что я даже не успел спросить- в чём дело? Подумал, это раньше времени приехал за мной полицейский Нардо.
В полутёмном коридорчике у входа в сакристию стоял Донато, разговаривал с какой-то женщиной.
— Иди–иди сюда! — позвал он издали. — Познакомься.
— Ой здравствуйте! Невже вы прямо з Росии! Я Катерина, — затараторила, заискивающе улыбаясь, полноватая посетительница. На вид ей было лет пятьдесят.
— Дон Донато сказал, что вы из Москвы. Видела вас вчера утром в храме. Как там в Москве? Я два раза была в Москве ещё до перестройки, до того как Украина стала самостийной. А как вам здесь нравятся, в Барлетте?
Донато открыл дверь своего нижнего, рабочего кабинета, ввёл нас
в него. Там у стола уже обосновалась над бумагами Лючия, что-то подсчитывала на калькуляторе.
— Лючия! — окликнул Донато. Они вышли.
И я остался один на один с говорливой украинкой. Придвинул ей стул. Сел сам.
— Что вы здесь делаете, Катерина? — задал я неизбежный вопрос. Хотя и так всё было ясно.
— Хожу ухаживать за одной лежачей старушкой. Знаете такую хворобу- перелом шейки бедра? А вы когда возвращаетесь в Москву?
— Через 11 дней, — ответил я и подумал о том, как быстро и бесполезно истаивает моё время.
— Дон Донато говорит, что вы честный человек. — Хотела бы, когда соберётесь назад, передать вам 500 евро. Чтобы вы из Москвы переслали их
в Кременчуг моему сыну. А то посылать их отсюда слишком дорого.
— Ладно. Сделаю. Так вы из Кременчуга?
— А як же! Четыре года назад скопила гроши, записалась в туристки, доехала автобусом до Неаполя и сбежала от наших. Там случайно узнала, что в Италии есть добрый священник, говорит по–русски. Добралась сюда, до Барлетты. Дон Донато помог найти работу, какую–никакую комнату.
— Понятно. Кем вы работали в Кременчуге?
— В детском саду. Воспитательницей. Сперва перестали давать зарплату, потом и сад закрыли. Никакой работы. Нигде не пристроишься. А у меня сын в институте. За учение платить надо. Оба семечками торговали возле вокзала.
— И он там один?
— Кончит институт, хочу перетянуть сюда. Может, женится на какой-нибудь итальянской дивчине.
— Ясно. Как вам здесь?
— Скучаю. По Кременчугу, по сыну, по Украине, если б не дон Донато… — она заплакала, достала из кармашка своей нарядной блузки платок, утёрла слезы. — Дай ему Бог здоровья, дону Донато!
Тема разговора была как будто исчерпана. А Катерина все сидела против меня, теребила в руках платочек и думала — «Можно ли доверить 500 евро этому подозрительно неразговорчивому человеку?»
— Не бойтесь, — сказал я. — Перешлю.
Она поднялась со стула и, чтобы замаскировать замешательство, стала снова говорить о том, что посылать деньги отсюда стоит очень дорого, что сын её там, в Кременчуге обносился, наверняка недоедает…Слезы опять потекли из её глаз.
Подумал о том, как она отказывает себе во всём, копит деньги, ютится где-нибудь в жалкой комнатушке, уходит на целый день ухаживать за чужой старухой, переворачивает, чтобы не было пролежней…
— Владимиро! — дверь широко отворилась и в кабинет вошёл приехавший за мной Нардо.
Я ни разу не видел его в полицейской форме. И теперь он был в тенниске с короткими рукавами, открывающими внушительную мускулатуру. Полное имя его Леонардо. Как у Леонардо да Винчи.
Он повёз меня к себе домой, где я провёл вечер, наслаждаясь игрой с его смешливыми детьми.
Младшего, самого хулиганистого, звали в честь моего друга- Донато.
6.
Отвозя накануне поздним вечером обратно в храм, Нардо прямо-таки навязал мне ключик от принадлежащего его семейству сарайчика- раздевалки на пляже,
— Нумеро диечи, — сказал он — Номер десять.
Не нужен был мне этот ключик, как не нужен и пластиковый стул, при каждом моем появлении всучиваемый добрым Марко.
…Под утро я проснулся от перестука капель. Выглянул в окно. Плиты двора тускло поблёскивали от влаги. В мокрых листьях платана сиротливо попискивала какая-то птица.
«Аве Мария грацие, пьена…» — как всегда доносилось из-за двери Донато.
На кухне из раскрытого окна несло свежестью раннего, дождливого утра. Впору было включить свет. Но что-то родное, московское зазвучало во мне, словно мелодия. Я уже слышал её когда-то давним воскресным yтром. Шёл под таким же дождиком на первый сеанс в кинотеатр «Повторного фильма», видел по сторонам улицы ещё спящие дома с раскрытыми дверями на балконы, с выставленными на них растениями.