Карта Талсы
Шрифт:
Мне как будто надо было подумать. Организм генерировал какую-то грусть, и мне было удобно в ней находиться.
В небоскребе Букеров мы сидели и разговаривали в семейном кругу. Когда лифт поднял меня и открыл двери, передо мной предстали зеленые стены из моих воспоминаний, картина с лошадью, вся обстановка пентхауса. Сама Лидия занимала кресло со спинкой из оленьих рогов, а мне указала на табуретку. В комнате было еще человек двенадцать. В углу в черном кимоно стояла Кэрри Фитцпатрик и говорила по телефону. Рода не было. Все, в особенности две-три пожилые женщины, присутствовали здесь как будто бы на основании связей, установленных в прошлых поколениях,
– Остается благодарить Бога, что твой дядя этого уже не видит, – сказала одна из старушек.
Лидия натянуто улыбнулась и передала вазу с леденцами.
– Марджи обещала прийти к семи… – сказала женщина помоложе.
Вокруг расплылись саркастические улыбки, все начали комментировать. Под Марджи подразумевалась Маргарет Кэн, мэр Талсы.
Лидия собиралась подавать на больницу в суд. Теперь это было решено точно, одна из старушек торжественно кивнула.
– То, что мы переживаем… – начала Лидия. Она сделала вид, будто колеблется; до этого она сидела, буквально уткнувшись носом в столик, а теперь резко распрямилась. – Пока не пришла Марджи, – продолжила она, – все мы переживаем, словно из-за упущенной возможности. В этой комнате нет ни одного человека, к которому я ни разу не обращалась бы за советом по поводу Эдриен. Мы сожалели о выбранном ею жизненном пути. Но думаю, что все мы, если никто не забыл, всегда ждали, что она… – Лидия сделала паузу, – вернется к нам. Мы надеялись, что в кризисный момент все перевернется. Мы не сомневались, что такой момент наступит. Но к подобному мы не были готовы.
В этих словах звучало некое совсем не свойственное Лидии отчаяние. Я верил, что хотя бы что-то из тех сумасбродных поступков, которые Лидия совершала сегодня утром, было искренним – Эдриен значила для нее больше, чем эта женщина готова была признать; пока она говорила, ее взгляд метался по комнате, подтверждая мою точку зрения. Лидия была не такая, как всегда. Голова у нее буквально клонилась вниз. Что-то внутри нее начало стихийно проклевываться, некий материнский инстинкт.
Интересно, что на самом деле думали о ней старшие женщины. Ведь для них даже Лидия была не от мира сего: незамужняя, импульсивная, осколки династии. Ее жизнь представляла собой долгосрочное упражнение в умении справляться. Но Лидия заметила, что я уставился на нее. Я извинился и сказал, что мне нужно выйти, и отправился на террасу подумать.
За все то время, что я провел сегодня в их небоскребе, ни в лифте, ни в пентхаусе я не ощутил присутствия Эдриен. Теперь я шагал из одного конца террасы в другой, пытаясь оживить воспоминания. Стоявшая через дорогу башня, на которую я столько пялился в молодости, когда был пьян, теперь казалась лишь сильно увеличенной фотографией, случайной фигней на горизонте. Она была яркой и неживой. Я уже слишком много выплакал. Я пытался сдерживать мысли о том, что жизнь Эдриен прошла впустую – была «упущенной возможностью». Но мы действительно мечтали о наступлении кризисного момента – который распахнет двери в будущее. Мне как будто не повезло оказаться на этой террасе. Единственное, что мне нравилось, это ветер – который на этой высоте всегда был излишне настойчив.
В комнате началась суета, я обернулся. Наверное, пришла мэр. Я увидел ее лицо на плече у Лидии. Они обнимались; мэр прикусила губу, когда объятия разомкнулись, я увидел невысокую женщину с объемным каре и массивными элегантными сережками. Она механически обошла всю комнату, и хотя держалась натянуто, сразу же со всеми обнималась, буквально набрасываясь. И улыбалась чуть не с благодарностью: объятия, объятия, объятия.
Я вернулся в комнату, чтобы познакомиться. Лидия нас представила.
– Это Джим Прэйли. Он переезжает обратно на родину из Нью-Йорка и собирается вступить в ряды «Букер петролеум». Старый друг Эдриен.
– Вы хорошо ее знали?
– Да, – я встал на цыпочки. К моему удивлению, Лидия ушла, оставив нас с мэром наедине.
– А я с ней лично не была знакома, – объяснила она. – Но Лидия мой друг и очень важна для меня.
– Эдриен любили в молодежных кругах.
Мэр задумчиво кивнула, не зная, что сказать.
– Она была важным звеном в области культуры, объединяя Альберта Дуни и ребят из Брэйди.
Мэр все равно не понимала, как использовать эти сведения. Она смотрела куда-то мимо меня, на ковер возле входа в спальню.
– В общем-то, я жил тут с ней, в этой спальне.
Открылся лифт, и из него показалась молоденькая девушка в маленькой черной шляпке без полей. Выглядела она так, будто попала на вечеринку не по тому адресу. Но за ней показалась Дженни, а затем целая куча подростков высыпала на ковер. Они собрались у Альберта и пришли сюда вместе. Все были в черном. Их совершенно не смущала эта ужасная жизненная ситуация, абсолютно реальная, – наоборот, они как будто нутром чуяли, что пришло их время. Первая партия из лифта выстроилась в ряд, чтобы выразить Лидии свои соболезнования, они были похожи на детишек, поздравляющих с победой тренера вражеской команды. Альберт узнал меня и вышел из строя, чтобы пожать мне руку. Но тут лифт снова звякнул, а потом еще и еще, в комнате стало шумно, и вскоре молодежь была уже в большинстве. Всем хотелось обняться; Ник уставился на ножки столика; пока мы разговаривали, он позволил мне положить руку ему на плечо. «Родственники что, не рады, что мы пришли?» – спросила у меня Дженни. На ней было взрослое черное платье; она сказала, что купила его только сегодня. Я представил себе, как она идет в магазин, как она целенаправленно припарковалась в гараже торгового центра «Променад» и направилась в «Диллардз».
Организовать решили не благотворительный концерт, а памятный. «Ты же стихи пишешь, да?» Они хотели, чтобы я прочел что-нибудь. Я, разумеется, отказался; я выбрался из толпы детей и снова пошел к взрослым. Но вообще их решение что-то организовать меня сильно утешало.
Я подошел к столику, где были выставлены напитки, присоединившись к Кэрри Фитцпатрик. Я испугался, что рукавами своего кимоно она сметет канапе, и предложил ей налить.
– Такие прекрасные дети, – сказала Кэрри, держа бокал. – Я очень рада, что они все смогли прийти.
– И я.
– В детстве Эдриен была очень стеснительная, она приходила к нам играть с Чейзом, но он даже и не знал, где она. Она пряталась где-то в доме часами. В конце концов мы перестали ее разыскивать, просто ждали, когда она покажется, ну, ты понимаешь. Эта девочка была маленьким демоненком. А теперь столько людей ее любит.
После этих слов Кэрри стала мне нравиться. Мне как будто и добавить было нечего. Но она упорно смотрела на меня, глаза у нее были большие, полные слез. Так что я ответил.
– Для меня сегодняшнее собрание не особо много значило, пока они все не пришли.
– И для меня, – согласилась Кэрри. Она готова была расплакаться.
– А с Чейзом вы разговаривали? – поспешно спросил я.
Она закрыла глаза и кивнула.
– Да, – хрипло сказала она. – Сейчас он, наверное, уже из аэропорта едет. Он сказал… – Кэрри моргнула и вытерла лицо. – Так вот, там у них целая группа молодежи, все из Талсы, они всегда обедают вместе, с ним и с Эдриен. Чейз сказал, что они все хотят приехать, если будут официальные похороны.