Карта Талсы
Шрифт:
Мне было тяжело это слышать.
– Чейз большой молодец, – сказал я и отошел.
Вернувшись в стан Лидии, я услышал, что они все еще разглагольствуют о том, как Эдриен «шла к этому», и что «подобного следовало ожидать». Лидия молчала, и я не понимал, говорят об этом с ее подачи или же ее саму потихоньку загоняют в угол обвинениями.
– Лидия, послушайте, – обратился к ней я, позволив себе сесть. – Я могу вам кое-что рассказать.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что подводка у нее фиолетовая, а глаза распухли.
– Я беспокоился из-за того, что вы сказали раньше. – Я соскользнул с дивана и опустился на корточки
– Разумеется, Джим.
– Я хотел вас этим утешить.
Лидия сжала губы.
– Хорошо, Джим.
Чтобы понять, о чем я говорю, Лидия должна была быть в достаточной мере внимательна ко мне. А этого, как я понял, не было.
Только когда я поднял глаза и увидел, как из лифта выходит Чейз, я обрел уверенность в том, что хоть кто-то получит то, чего заслужил. Меня, наконец, взбудоражила мысль, что теперь все по справедливости встанет по своим местам. Лифт уже довольно давно никого не привозил, так что все мы обернули взгляды на него, двери раскрылись, и перед нами предстал Чейз Фитцпатрик. Он приехал сюда прямо из аэропорта. Чейз вошел в комнату, как зловещий Люк Скайуокер [21] , весь в черном, в черных сапогах; пожимая друзьям руки, он склонял голову с копной белокурых волос: он подходил и здоровался за руку со всеми, что-то шепча, я заметил, как он бледен. Он сел в самолет. Когда я увидел его, все для меня стало иначе. Почти так, как и должно было быть.
21
Люк Скайуокер – персонаж фильма «Звездные войны», сыгранный Марком Хэмиллом.
Любовь к вечеринкам появилась у меня не от хорошей жизни: от расставаний, от окончания учебы. Или вот незаконные сборища. В колледже, в Нью-Йорке можно найти вечеринку, приуроченную к серьезному событию. Обычно к какой-то потере. В этом и заключается магия социального развития, которая практикуется в университетах всех стран – каждый год как окончание эпохи. И уверенно, как бывалый, я подкатил в пентхаусе к Дженни, оказавшейся рядом.
– Ты не собиралась сходить на террасу покурить? – спросил я.
Она подумала, что я избегаю Чейза. Но я знал, как будет лучше, поэтому хотел, чтобы он сперва поздоровался со всеми остальными, а я подожду на открытом воздухе.
Мне показалось, что на террасе холодновато, и я отдал свой пиджак Дженни. Она сунула руки в рукава. Мы достали из ее пачки две сигареты и закурили, и через пару затяжек подошли друг к другу поближе, встали бок о бок и обнялись. Когда я кашлял, она, наверное, чувствовала, как ходят ходуном мои ребра.
– Я почти не курю, – сказал я.
До ребят дошли слухи о том, что Лидия собирается подавать в суд, и Дженни хотелось поговорить об этом. Но я отказался.
– Расскажи лучше про свой колледж, – попросил я.
Она подняла голову с моего плеча. Поцелуй Дженни мог бы наполнить меня радостью.
– Я вообще даже не знала, что ты куришь, – сказала она.
Я пожал плечами.
– Ну, мне захотелось сделать вид, что курю, – я вытянул руку с сигаретой над перилами и подвигал челюстью. – Тут много всего, как все было в начале моей взрослой жизни, когда я встречался с Эдриен, и мне хотелось бы, чтобы она могла увидеть меня сейчас, потому что я стал другим. У меня столько энергии, иногда я выхожу на улицу, когда остальные, наоборот, идут домой, а я еду в метро, как будто оно мое, я кладу руки на соседние сиденья и жду, когда зайдет кто-нибудь еще. И этот человек увидит меня… я всегда готовлюсь к тому, что это будет она. Ну, то есть именно эта мысль крутится в моей голове, когда не происходит ничего другого.
– Как будто ты с ней разговариваешь, – тихонько сказала Дженни.
– Как будто готовлюсь к экзамену.
К тому времени, как Чейз нас нашел, мы успели погрузиться в величественное молчание: мы хотя бы теперь смотрели вниз с одной и той же высоты, у нас была одна и та же точка зрения, а, опираясь на перила террасы, нам пришлось высоко поднять плечи, будто в одновременном жесте, возвышаясь на много этажей над степенными ночными улицами Талсы.
Выйдя на террасу, Чейз не сразу дошел до нас – его задержали в дверях какие-то ребята. Но, отделавшись от них, он направился прямо к нам.
Я повернулся, и мне даже не пришлось ничего говорить. Мы обнялись. Дженни прокомментировала:
– Глазам своим не верю, мое драматическое восприятие ситуации оказалось заразным.
– Джим Прэйли, – Чейз прикусил губу, схватил меня за плечи, надавил кулаком мне на живот. Он тихонько и непрерывно плакал, хотя говорить он старался как можно веселее, лицо его было перемазано слезами. – У меня даже немного вера в эту вселенную восстановилась, когда я узнал, что ты здесь.
Я попытался подобающе улыбнуться; мне хотелось выдать себя. Дело не столько в том, что мы с ним были соперниками. Просто Чейз дружил с ней с детства, он всю ее жизнь был для нее тылом, а я так и не полюбил его.
– Джим Прэйли.
Голос у него сорвался, я взял его под руку и повел к столу, который стоял все на том же месте, где я его помнил, в нише вместе с двумя креслами.
– Садитесь вы, – сказала Дженни. Сама же она предпочла уйти в тень, там, где не дуло.
Усевшись, Чейз вздохнул. Он смотрел на свои руки и гладил ими стол, словно пытаясь разровнять стопку бумаг.
– Джим Прэйли. – Он поднял взгляд на меня. – Ты даже хотел академический отпуск в колледже взять.
Я резко распрямился.
– Ты знал?
– Это о многом говорило.
Может, Чейз согласился посидеть со мной, поскольку считал, что обязан мне: он признавал уникальность моих отношений с Эдриен.
– Значит, последние пару дней ты был тут? – спросил он.
Чейз хотел услышать это от меня. И я рассказал ему правду: я увидел его письмо в рассылке.
– Не знаю, я как будто бы почувствовал и сел в самолет. Мне очень повезло, что я успел, – сказал я. Я потянулся к нему, но его руки уже лежали на коленях. – Я провел последние две ночи у нее. В первую мы сидели вместе с Родом – интересно было с ним познакомиться. Но ты о нем и так уже все знаешь; а еще в тот день приходила твоя мама. Эдриен была без сознания. Ник немного рассказал мне о случившемся – все это тебе тоже известно. Но меня очень впечатлило, что, по его словам, сев на мотоцикл, Эдриен забыла, что дорогу переделали. И ехала как бы по старой, наверное, на автопилоте, хотя я бы назвал это иначе. Я бы сказал, что она повиновалась былым чувствам.