Карта Талсы
Шрифт:
– Возможно, именно интересная позиция мне и не нужна…
Она нахмурилась.
– Ну, ты можешь стать моим личным ассистентом.
– Я бы с радостью.
– Но, Джим, это не очень престижная работа.
Лидия ждала вопросов.
– Что мне придется делать?
– У меня несколько ассистентов, у них разные обязанности. Как что появится. Так что по-разному бывает. Я, конечно, не буду тебя просить навести порядок в моей аптечке или нечто подобное – я не такую работу имею в виду. Но, возможно, надо будет организовать прием, искать, у кого заказать ужин и цветы. Или поручу тебе исследовательский проект, и неделю придется просидеть в библиотеке.
Все так просто. Лидия назвала цифры, напомнив мне о том, что стоимость жизни в Талсе куда ниже, чем в Нью-Йорке. И она явно не знала, как мало я там зарабатывал.
– Лидия, мне нравится ваше предложение.
– Тебе лучше его обдумать.
– Возможно, переезжать мне придется уже скоро. Может, я решу прямо сегодня ночью и поставлю Нью-Йорк в известность.
Лидия велела мне снять номер в отеле и поспать.
У меня на счету оставалось всего 147 долларов, но я ничего об этом не сказал. Воспользуюсь кредиткой. Я встал и вышел, без ничего, только с кошельком и ключами от арендованной машины в кармане. Мне даже в голову не пришло искать свой багаж.
Под звездным небом лежало пустое шоссе. Это был вечер пятницы, так что движение рассосалось. Я ехал медленно, не набирая обороты. Моя машина была мухой в огромном пустом сарае неба. Летучая свинья, сказал я. Пойманная в силки и запряженная.
Эдриен очень удивится. Что бы я ей ни рассказал – о Нью-Йорке, о редакторской работе, о своих стихах – ее бы не впечатлило. Все это было преходящим, – собственно, если ты отучился в колледже и болтал языком, то меньшего от тебя и не ждали. А то, что я попросился к Лидии на работу – вот это дикая выходка, она изменит мое будущее, и Эдриен узнает в ней это мое безумие и грусть, за которые она меня любила, ну или должна была любить, в чем я пытался ее убедить. Я смогу быть доволен по меньшей мере тем, что хотя бы в этом аспекте я резко повзрослел. Я понял, что сделал заявление. И Эдриен придется в него поверить.
Я был рад сбежать из больницы и отметить произошедшее наедине с самим собой. Я выехал на 169-е шоссе и начал осматриваться. Так я нашел себе отель. Перед «Эмбасси Суитс» лежала трапеция поросшей травой ничейной земли, ограниченная 244-й и «Броукен-эрроу», которую не было видно с дороги. Я попросту съехал с трассы где положено и поставил машину.
Портье на месте не оказалось, и я вышел в просторный атриум. Он тянулся разинутой пастью до самого верха, до стеклянного потолка, и был окольцован террасами, а на каждом этаже висела тусклая зеленая табличка с надписью «Выход». Я почувствовал себя внутри орбитальной станции и вдруг понял, что этот вид мне знаком. Я уже бывал тут в детстве.
Я, похоже, везде уже раньше бывал – не слишком ли я перестарался? Рядом оказался бассейн с тропическим водопадом, устроенным на коричневых оклахомских камнях. Я пошел в туалет и разделся, вернулся в одних трусах и нырнул. Кошелек я для удобства оставил у бортика. Когда появится портье, я помашу кредиткой.
Погрузившись в воду, я почувствовал, как начали развеваться мои волосы. Я оттолкнулся от дна и поплыл туда, где едва мог стоять, в самый глубокий конец, и зацепился там пальцами ног за выступ. Вода плескалась у подбородка. Пахла она ковром. Я наблюдал, не выйдет ли кто-нибудь на террасу на верхнем этаже. Сначала будет какой-нибудь предвестник, приглушенный звук открывающейся двери, позвякивание ведерка со льдом. Хотя на самом деле я ждал Эдриен. Вода в бассейне казалась какой-то плотной, даже напряженной. Как только я разожму пальцы и всплыву, нечто из темноты подкрадется по ковру и ударит меня. Вся эта вода была словно костюм толстяка, квадратный и желатиновый, включивший в себя меня, ограничивая мои движения, и мне бы в таком случае хотелось бы, чтобы пришла Эдриен и снова меня ударила, чтобы полетели брызги, и она колотила бы меня и колотила своим тяжеленным гипсом. Вдруг ей до меня больше не добраться. Казалось, что нависшая надо мной пустота именно об этом и говорит. Эта глубина – это такая беспомощность, думал я.
Когда я проснулся, потолок показался мне свежеокрашенным. Словно он в мгновение ока превратился в йогурт, и в этот же миг я проснулся. И принялся моргать. Настроение у меня поднималось. Может, от неожиданной роскоши кровати в отеле, но мысль о новой работе приводила меня в восторг. Я думал, что поездка домой получилась крайне удачная. Я выйду на работу. Эдриен выздоровеет. Может, она даже будет рядом какое-то… простирающееся передо мной будущее казалось поразительно пустым, но оно было мое, это я его таким сделал, и меня это радовало. В полотенце и той же рубашке, которая была на мне вчера, я дерзнул выйти в фойе, чтобы попробовать раздобыть крем для бритья и другие необходимые вещи. Я понимал, какая это редкость – проснуться таким счастливым. Я с тоской посмотрел на игравших в бассейне детей, они кричали и брызгались в этой огромной пустоте.
Мой рейс до Нью-Йорка был на десять. Если бы я вышел из стеклянных скользящих дверей отеля прямо сейчас, в полотенце, и взял такси, я мог бы успеть. Я едва заметно улыбнулся сам с собой. Вот как я себя чувствовал: в губительном безвыходном положении. И мне было от этого хорошо, я как будто дезертировал с войны. На стойке регистрации мне дали и крем, и бритву. Накануне я пообщался с ночным портье. Он обнаружил меня в бассейне, мы приятно побеседовали. Я сказал, что вообще-то я местный. И хочу вернуться, у меня интервью с Лидией Букер. На него это произвело впечатление. Он поинтересовался, какое жилье я буду подыскивать. Его сестра – агент по недвижимости. Я ответил, что на самом деле хотел бы поселиться в доме, которого раньше не видел, на улице, на которой никогда не бывал.
Соскребая перед зеркалом крем с подбородка, я сделал лицо посерьезней. Я мог бы путешествовать бизнес-классом. Но где начало стыдного? В моем номере была вторая кровать, комплект полотенец, кусочек мыла размером с фишку для покера, завернутый в фольгу цвета персика. Я взвесил свое положение. Принимая душ, я, как послушный пес, рассмотрел вариант возвращения в Нью-Йорк: можно же в любой момент найти еще билет. Я подумал об Эдриен. Может, она уже проснулась и сидела в кровати. Я не смог сдержаться и представил себе ее с восстановленной кожей, без синяков, без порезов, что ей в больничной кровати хорошо и удобно. Может, я даже и не знаю, как вести себя после своего внезапного повторного выхода на сцену, но она-то наверняка придумает. Эдриен сможет принять меня с королевской осанкой, хоть и сидя. Я снова вышел в полотенце из ванной и положил телефон возле чистого блока бумаги с эмблемой отеля. Надо сейчас же позвонить в Нью-Йорк и сообщить об увольнении.
Возможно, стоит позвонить и Маркусу.
Ему, во-первых, надо будет искать нового соседа – по сути, если я найду себе замену вовремя, вероятно, мне не придется платить за октябрь. Можно разослать письма всем своим знакомым, тем, кто не в Нью-Йорке, но может приехать – ну и сказать, что я сам уезжаю. Но подробности я Маркусу боялся рассказывать. Он уже достаточно наслушался моих рассказов об Эдриен, у него может сложиться предвзятое мнение: ну вот, Джим убегает от жизни. Умница Джим бросается на помощь людям, которым он и не нужен. Отворачивается от Нью-Йорка. Как будто бы он для этого города слишком хорош. Делает вид, что у него есть какая-то родина, куда его зовет кровь предков, в эти жилые кварталы и дворы Талсы. Джим-бойскаут навязывается своей трагически искалеченной бывшей. Причисляет себя к кругу людей, которые едва его знают. Умница Джим пытается сделать искусственное дыхание резиновой кукле. Наверное, так Джиму просто удобнее жить. Он придумал себе какую-то девушку и бросил нью-йоркских друзей. Он уходит из журнала, потому что боится писать. Размечтался о «настоящей работе».
Мне надо подождать, для начала поговорить с Эдриен, а потом позвонить ему. Если она скажет мне что-нибудь человеческое, я расскажу Маркусу, и к этому он отнесется с уважением. Когда в деле замешана девушка, полагаю, безумие вполне допустимо.
Но вернемся к работе: заявление нужно сделать официально. Набирая номер своего босса, Хелен Мэк, я представил себе ее залитый солнцем кабинет, обычный рабочий день. Из окна открывается вид на полуденные небоскребы.
– Алло? – Как только я услышал ее голос, у меня сложился образ себя самого: способный, наивный. Молодой человек из Центральной Америки.