Картина без Иосифа
Шрифт:
— Мэгги? Ты там? — услышала она осторожный голос. — Открой, пожалуйста. Я уже задницу себе отморозил.
Ник! Мэгги метнулась через комнату. Ник сидел на крыше возле мансардного окна и улыбался; его шелковистые черные волосы падали на щеки. Она стала возиться с запором. Ник, Ник, думала она. Но только хотела поднять оконную раму, как в ее ушах раздался голос мамы: «Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще раз оставалась наедине с Ником Уэром. Ясно тебе, Маргарет Джейн? И больше ни слова об этом. Все».
Пальцы ее остановились.
— Мэгги! —
Она дала слово. Во время их ссоры мама едва не заплакала, и при виде ее покрасневших глаз, стыдясь своего поведения и своих резких слов, она выдавила из себя это обещание, не подумав о том, как трудно будет его выполнить.
— Не могу, — сказала она.
— Что?
— Ник. Мамы нет дома. Она уехала в деревню с мистером Шефердом. Я обещала ей…
Он расплылся в улыбке:
— Здорово. Классно. Давай, Мэг. Пусти меня. Она проглотила комок, вставший в горле.
— Не могу. Я не могу видеться с тобой наедине. Я обещала.
— Почему?
— Потому… Ник, ты сам знаешь.
Его рука лежала на стекле, теперь он уронил ее.
— Но ведь я просто хотел тебе показать… Ох, черт.
— Что?
— Ничего. Забудем. Ничего особенного.
— Ник, скажи мне.
Он повернул голову. Он стригся так, что волосы наверху головы оставались длинными, как делают многие ребята, только у него такая прическа никогда не казалась модной. Она выглядела естественной, словно сам он придумал такой стиль.
— Ник.
— Просто письмо, — ответил он. — Впрочем, это не имеет значения. Забудь.
— Письмо? От кого?
— Не важно.
— Но ведь ты пришел в такую даль… — Тут она вспомнила. — Ник, у тебя новости от Лестера Пигготта? Ты об этом? Он ответил на твое письмо? — В это было трудно поверить. Но Ник всегда отправлял письма жокеям, постоянно расширяя свою коллекцию. Он уже получил ответы от Пэта Эддери, Грэма Старки, Эдди Хайда. Однако Лестер Пигтогт был украшением всего, это точно.
Она подняла раму. Холодный ветер ворвался в комнату.
Из кожаной куртки — якобы подарка его двоюродного деда из Америки, летавшего во Вторую мировую на бомбардировщике — Ник достал конверт.
— Тут немного, — сказал он. — Просто «Рад был услышать о тебе, парень». Но подпись очень четкая. Никто не верил, что он ответит, помнишь, Мэг? Вот мне и захотелось похвастаться тебе.
Ей показалось несправедливым оставить его на холоде, раз он пришел к ней по такому невинному поводу. Даже мама не стала бы возражать. И Мэгги сказала — заходи.
— Не пойду, если у тебя из-за этого будут неприятности с мамой.
— Ладно, все в порядке.
Он втиснул свое долговязое тело в окно и нарочно не стал закрывать раму.
— Я думал, ты уже спишь. Все глядел на окна.
— А я приняла тебя за грабителя.
— Почему сидишь в темноте? Она потупилась.
— Боюсь зажигать свет. Когда одна. — Взяв у него конверт, она с восторгом взглянула на адрес. На нем было написано твердой рукой: «Мистеру Нику Уэру, эск., ферма Скелшоу». — Она повернула лицо к Нику. — Я рада, что он ответил. Просто не верилось.
— Помню. Поэтому мне и захотелось тебе показать. — Он откинул волосы с лица и огляделся по сторонам. Мэгги замерла от ужаса. Сейчас он заметит ее игрушечных зверей и кукол, сидящих в соломенном кресле. Потом подойдет к книжному шкафу и увидит ее любимые детские книжки, с которыми ей не хотелось расставаться. Решит, что она совсем еще маленькая, и перестанет с ней гулять. Может, вообще не захочет ее знать. Как она не подумала об этом, прежде чем его впустить?
— Я никогда еще не был в твоей спальне, — сказал он. — Тут очень симпатично, Мэг.
Ее опасения улетучились. Она улыбнулась:
— Угу.
— Ямочка, — сказал он и дотронулся пальцем до маленькой ямки на ее щеке. — Она очень милая, когда ты улыбаешься. — Он неуверенно взял ее за плечо. Даже сквозь пуловер Мэг почувствовала, какие у него холодные пальцы.
— Ты весь ледяной, — сказала она.
— Холодно ведь.
Она остро сознавала, что оказалась в темноте на запретной территории. Спальня сделалась меньше, теперь, когда стоял он в ней, и она понимала, что должна отвести его вниз и выпустить в дверь. Вот только сейчас, когда он был рядом с ней, ей не хотелось, чтобы он уходил, не дав ей какого-нибудь знака, что он по-прежнему с ней, несмотря на все, что случилось в их жизни с прошлого октября. Ей было мало его слов, что ему нравится ее улыбка, мало того, что он дотронулся до ямочки на ее щеке.
Людям всегда нравятся детские улыбки, так все говорят. А ведь она уже не ребенок.
— Когда вернется твоя мама? — спросил он.
В любую минуту! Ведь был уже десятый час. Но, скажи она правду, он бы моментально ушел. Возможно, ради ее же блага, чтобы оградить ее от неприятностей, но все равно бы ушел. И она ответила:
— Не знаю. Она уехала с мистером Шефердом. Ник знал про маму и мистера Шеферда, так что
понял, что это значит. Теперь дело было за ним.
Она хотела было закрыть окно, но его рука все еще лежала на ее плече, и он мог легко ее остановить. Он не был грубым. Ему это и не требовалось. Он просто поцеловал ее, пошевелив языком возле ее губ, и ей это понравилось.
— Значит, она еще немного задержится. — Его губы прикоснулись к ее шее, отчего у нее побежали мурашки. — Она достаточно регулярно получает свое.
Совесть велела защитить маму от интерпретации Ником деревенских сплетен, но мурашки бежали по ее рукам и ногам всякий раз, когда он целовал ее, и она обо всем забывала. Но она все-таки собралась с духом, чтобы дать твердый ответ, когда его рука оказалась на ее груди и его пальцы принялись играть с ее соском. Он осторожно теребил его, пока она не зашлась от невыносимого наслаждения и нахлынувшего жара. Он подождал немного и начал все сначала. Ей было так хорошо. Ей было невыразимо хорошо.