Картина без Иосифа
Шрифт:
Викарий склонил голову набок, но никак не показал, что понял слова Мэгги.
— Беременность и болезнь потенциальные результаты, с которыми мы сталкиваемся, когда предаемся плотским удовольствиям, — сказал он. — Но, к несчастью, когда мы приходим на свидание, ведущее к плотскому греху, мы редко думаем о чем-то, кроме экзигенции этого момента.
— Что?
— Потребности это совершить. Немедленно. — Он снял вышитый коврик с крючка, прибитого к спинке передней скамьи, и положил на неровный каменный пол. — Мы думаем: этого не может быть, я не буду и это невозможно. Из нашего стремления
Он опустился на колени и жестом велел ей присоединиться к нему.
— Господи, — спокойно произнес он, глядя на алтарь, — помоги нам увидеть Твою волю во всех вещах. Когда мы проходим через суровые испытания и искушения, помоги нам понять, что Ты испытываешь нас по Твоей любви. Если мы спотыкаемся и грешим, прости наши проступки. И дай нам силу избежать в будущем всякой возможности греха.
— Аминь, — прошептала Мэгги. Сквозь густую гриву волос она почувствовала, как рука викария легко легла на ее шею, и этот жест принес ее душе покой впервые за несколько дней.
— Чувствуешь ли ты решимость впредь не грешить, Мэгги Спенс?
— Я хочу ее чувствовать.
— Тогда я отпускаю твои грехи во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Он вышел вместе с ней в ночь. В домике викария через улицу горели огни, и Мэгги видела на кухне Полли Яркин, накрывавшую стол.
— Конечно, — произнес викарий, — покаяться и отпустить грехи одно. Трудней другое.
— Больше не грешить?
— И активно заниматься другими вещами, чтобы отвлечься от искушения. — Он запер церковь и положил ключ в карман. Хотя ночь была довольно холодной, он шел без пальто, и его белый пасторский воротничок сверкал при лунном свете как чеширская улыбка. Он задумчиво посмотрел на Мэгги и потер подбородок. — Я организовал в нашем приходе группу для подростков. Может, присоединишься к нам? Мы собираемся заниматься разными полезными делами, и у тебя не будет оставаться свободного времени. Так ты сможешь решить свои проблемы.
— Я бы с радостью, вот только… Вообще-то мы с мамой не ходим в церковь. И я не думаю, что она позволит мне посещать эти собрания. Религия… По ее словам, религия оставляет у нее во рту скверный привкус. — Мэгги опустила голову. Эти слова казались ей сегодня кощунственными. Викарий был так добр к ней. И она быстро добавила: — Сама я так не считаю. Просто я мало знаю о вере и церкви. То есть… Я ведь почти никогда не заходила сюда. В церковь то есть.
— Понятно. — Кончики его губ опустились вниз; он порылся в кармане пиджака, извлек оттуда маленькую белую карточку и протянул Мэгги со словами: — Передай маме, что я хотел бы ее навестить. Мое имя тут написано. Телефон тоже. Возможно, мне удастся убедить ее изменить свое отношение к церкви. Или по крайней мере, позволить тебе посещать нашу группу. — Он вышел вместе с девочкой из церковного двора и дотронулся, прощаясь, до ее плеча.
Мэгги надеялась, что мама позволит ей посещать молодежную группу, хотя она и старалась держаться подальше от церкви. Но когда она протянула ей визитную карточку викария, мама долго, слишком долго смотрела на нее, а когда наконец подняла глаза, лицо ее было мрачнее тучи, а губы скривились.
«Ты пошла к постороннему человеку, — говорило ее выражение лица. — Ты не доверяешь своей мамочке».
Мэгги старалась, как могла, сгладить ее обиду и избежать невысказанного обвинения:
— Джози знает мистера Сейджа, мамочка. Пам Райе тоже. Джози говорит, что он приехал в деревню три недели назад и пытается вернуть людей в церковь. Джози сказала, что молодежная группа…
— Ник Уэр тоже ее член?
— Не знаю. Не спрашивала.
— Не лги мне, Маргарет.
— Я не лгу. Я просто подумала… Викарий хочет поговорить с тобой об этом. Он просил, чтобы ты ему позвонила.
Мама разорвала карточку и бросила в мусорную корзину прямо на грейпфрутовую кожуру и кофейную гущу.
— Я не намерена беседовать со священником, Мэгги.
— Мамочка, он только…
— Разговор окончен.
Впрочем, несмотря на отказ мамы, мистер Сейдж три раза приходил в коттедж. Ведь деревня Уинсло совсем небольшая, и выяснить, где живет семья Спенс, так же легко, как найти отель Крофтерс-Инн. Он пришел неожиданно к ним, приподняв в знак приветствия шляпу перед Мэгги, открывшей ему дверь, мама в это время работала в теплице — пересаживала в другой горшок какие-то травы. Когда дочь, сильно волнуясь, сообщила о приходе викария, сухо сказала:
— Отправляйся в отель и жди моего звонка.
В голосе ее звучал гнев, лицо стало жестким, и Мэгги подумала, что лучше не задавать вопросов. Ей давно известно, что мама не признает религии. Выяснять почему — бесполезно, как и пытаться выудить из нее хоть что-нибудь об отце.
Потом мистер Сейдж умер. Почти как папа, подумала Мэгги. Он и любил ее почти как папа. Она это знала.
И вот теперь, в своей спальне, Мэгги поняла, что ее молитвы не будут услышаны. Она грешница, шлюха, гулящая девка, дрянь. Она самое испорченное существо на белом свете.
Мэгги поднялась и потерла колени, покрасневшие от жесткого коврика. Потом побрела в ванную и принялась шарить в шкафчике — что там прячет мама.
— Делается это так, — с видом знакота объяснила Джози, когда они как-то раз обнаружили странную пластиковую бутылку с еще более странным наконечником, спрятанную глубоко под полотенцами. — Когда они занимаются сексом, женщина наливает в эту бутылку масло с уксусом. Потом вставляет этот носик внутрь и сильно нажимает на бока бутылки, чтобы не забеременеть.
— Но ведь тогда она будет пахнуть, как салат, — вмешалась Пам Райе. — По-моему, Джо, ты что-то перепутала.
— Ничего я не перепутала, мисс Памела Всезнающая.
— Ну ладно.
Мэгги посмотрела на бутылку и содрогнулась. Ее колени немного дрожат, но она все равно должна принять нужные меры. Она отнесла ее вниз, на кухню, поставила на рабочий стол, достала масло и уксус. Джози не сказала, сколько нужно налить. Половина на половину, скорей всего. И она стала наливать уксус.
Кухонная дверь открылась. Вошла мама.