Карточный домик. Проклятье королей
Шрифт:
– Что ты наделал, Ал? – спрашивает она не с ужасом, а с болью, сдавившей ее тонкое горло. – Что ты наделал, – не поворачиваясь лицом, вопрошает к нему гостья и точно знает, что он здесь. Она застыла в потоке воздуха, окутанная белой пеленой прозрачного тюля, в котором ее тонкий стан мог легко затеряться, как и ее голос терялся где-то в шорохах, что делало его менее реальным.
Не веря до конца самому себе, он трясет головой, убеждаясь, что она не галлюцинация. Не призрак из прошлого, хоть это ближе к правде, чем только может быть. Смотрит широко открытыми глазами и вдыхает едкий запах ландыша, щекотавший ноздри и пропитавший комнату, стоило ей появиться здесь и переступить порог этого номера.
– Я не хотел, чтобы так вышло, Лотти, – сбивчиво извинился он, будто кто-то его вообще сейчас слушал.
За человека лучше всего говорят его поступки. Поступки Альберто красноречивее некуда. Они красноречивы настолько, что ковер под телом, лежавшим посреди гостиной, пропитался алым намного быстрее, чем Алу хотелось бы, и пятно стало куда больше, чем он запомнил его, уходя в ванную. Посмотрев на покрасневшие руки, Альберто сосчитал свой провал во времени. Того ушло значительно больше, чем Ал предполагал, но ощущения реальности было нарушено, ход времени воспринимался сейчас несколько иначе, и, чем бы ни грезил сейчас Альберто, в действительности, времени у него почти не осталось. Что ж, на объяснениях с другом можно сэкономить. Ей не нужно было ничего объяснять, она и так все поняла. Альберто не позвонил бы ей после шести лет молчания и не спросил бы, занята ли она сегодня, а коли спросил, то, видимо, не занята.
– Кто он? – коротко и по-деловому уточняет молодая женщина, натягивая черные перчатки на руки. Ее взгляд прикован к телу мужчины, лежавшем вниз лицом на ковре в луже собственной крови. В ее взгляде нет страха, а в ее словах упрека. Только холод и настороженность вкупе с привычной собранностью отражаются на ее лице.
– Филипп Ронье, – сглатывая ком, вставший поперек горла, сообщает он и прикрывает глаза.
Это имя, как приговор, и Альберто сам его себе вынес и сам огласил. Угрюмо посмотрев через плечо, она не отвечает. Только кивает и молчит. Спрашивать нет никакого смысла, когда все слова уже сказаны, все дела сделаны, а руки Альберто Романо по локоть в крови друга его босса, тело которого лежит, распластавшись на ковре посреди гостиничного номера.
– Кто еще знает, что ты здесь? – женщина выходит из присущей ей статичности и обходит номер, осматриваясь, но не включает свет.
– Никто, – и на Альберто снова устремляется колючий взгляд мореиновых глаз, полоснув не хуже осколков разбитого зеркала. – Только Том и Трис, – сдавленно отвечает Альберто и убирает ствол за пояс, опрометчиво думая, что кризис миновал.
– Ты серьезно, Ал? – устремляет она на него шокированный взгляд и неверие в ее словах. – Серьезно? – уже повысив голос с шепота на оглушающий шепот, шипит на Альберто, словно гадюка, у которой больше нет яда, но все еще готовая крепко вцепиться зубами и вонзить их не менее сильно, что и с отравляющим коктейлем в довесок.
– Спишь с женой кореша босса? – ее голос раздражен. Его тон спрашивает, одновременно коря за ошибки. – Скажи мне, ты идиот? – она почти что восклицает и разводит руками и будто бы сама отвечает на свой вопрос.
– Лот, я не думал, что все зайдет так далеко… – нелепо и по-детски оправдывался Альберто, съежившись от взгляда мореиновых глаз. В них ровные грани равно, что зеркало, в котором отражается вся сущность Альберто.
– О, нет, Альберто Сальваторе Романо, это песню я уже слышала, – Шарлотта вскинула маленькую ладошку, приостанавливая его от озвучивания еще непроизнесенных слов, и отворачивается, осматривая и изучая мертвое тело у своих ног. Для нее давно уже не являлось тайной, что ее друг тот еще бабник, но вопрос опять напрашивался сам собой, и она не могла у него не уточнить:
– Патрисия Ронье? Серьезно? – с глубоким разочарованием обратилась она к старому другу, которого знала всю сознательную жизнь.
Ей одной из немногих удалось постичь глубину его сердца, и эта глубина порой пугала ее до глубины уже ее собственной души. Забавный вышел бы каламбур, но на больших глубинах плавают крупные рыбы, одна из которых стараниями Альберто слегла на дно, куда скоро может отправиться и сам Альберто.
– Что такого? – озлобился Альберто и нервно заходил вдоль стены. Сейчас не место и не время припоминать друг другу старые обиды, не ей читать нотации по поводу измен, он сам знаток в этой области попуще многих, и точно знает больше нее.
– Трис Ронье, вот что такого, – брезгливо выплюнула Шарлотта, и на лице ее отобразилась гримаса, искривившая тонкие черты лица. – На ней пробы ставить уже негде, Ал, – цедила она слова сжатые зубы и смерила Альберто настолько пропитанным разочарованием взглядом, что он невольно сделал несколько шагов назад.
– Так я и не в свет вывести ее позвал, вообще-то, – Романо не собирался выслушивать претензий по поводу выбора кандидатуры для утех.
– Я бы пошутила, да статус не позволяет, – отмахнулась Шарлотта и начала подтаскивать тело Филиппа Ронье к краю ковра. – Ты помочь не хочешь? – слегка прикрикнула на него женщина, и Альберто всегда удивлялся, как это шепотом можно прикрикнуть. Эванс могла. Говорила она чуть слышно, а в его голове раздавалось эхом, перерастая в звон колоколов, а порой и в набат.
– Конечно, ты ж мать, – съязвить Романо и помог подруге подтащить тело к краю ковра, а затем завернуть его в четыре руки на пару с Шарлоттой.
– Где Бонс? – поинтересовалась Эванс, когда грязная работа была закончена, и села на ковер, перекинув через него одну ногу.
– Звонил полчаса назад, – Альберто сверился с часами. – Сказал, что приедет, как освободится, – уверенно кивнул он.
– Ты звони… – в испуге вытаращила глаза Шарлотта.
– Из номера напротив, успокойся, Эванс, я не совсем идиот, – огрызнулся Романо.
– Я бы поспорила, – успокоившись от его ответа, женщина лишь по-галльски пожала плечами.
– Это еще почему? – моментально вскипел Альберто.
– Трис Ронье, – бросила она ему в упрек в очередной раз, раздирая простыни на длинные ленты.
– Не тебе судить о вкусах, Шарлотта! – оскорбился он, помогая завязывать ковер рваными простынями, и отвернулся от нее, задрав нос и показав, что оскорблен до самой глубины его очень глубокой души.
– Захлопни варежку, патлатый, – Эванс незаметно сменила тон примерной матери семейства на привычный говор местной гопоты, и Альберто сразу же оскалился, услышав знакомые нотки.
Эванс же будто не поняла или попросту не заметила, насколько быстро сменила образ и стиль общения и продолжила в прежнем духе:
– Еще раз чирикнешь, поедешь следующим рейсом, – еще сильнее злилась женщина, отметив веселье Романо, но улыбка на его лице стала только шире. – Точно идиот, – прыснула она, туже затягивая узел на смотанном ковре. – Убил босса мафии из-за телки и радуется, как долба…
– Миссис Эванс, – Альберто осуждающе покачал головой, но его озорная улыбка говорила, что он ничуть не в обиде на слова старого друга.