Карточный домик
Шрифт:
Глядя по телевизору на эти сцены безумия, передававшиеся по прямому эфиру, Бенджамин Лэндлесс, которого Урхарт еще два часа назад предупредил о предстоящем зрелище, широко ухмыльнулся и побаловал себя второй бутылочной шампанского.
Премьер-министр просил его не беспокоить и потревожить только в случае нрайней необходимости. Вернувшись из дворца, он поднялся в свои жилые покои в верхней части дома на Даунинг-стрит, где решил несколько часов побыть наедине с супругой. Все ожидавшие его подписи бумаги уже не казались ему столь важными и срочными.
Позвонил личный сенретарь.
— Очень сожалею, — извинился он, — но на проводе доктор Кристиан, который уверяет,
Телефон тихо пискнул, сигнализируя подключение к внешней линии.
— Донтор Кристиан? Чем могу быть полезен? И как дела у Чарльза?
— Относительно Чарльза я и звоню вам, господин Коллинридж. Как мы договаривались, я стараюсь следить за тем, чтобы до него не доходили неприятные вести. В частности, мы не даем ему газет, чтобы не волновать его в связи со всеми этими историями с обвинениями. Но сегодня неожиданно возникла проблема. Обычно мы выключаем у него телевизор, когда передают программу новостей, или переключаем его на какую-нибудь другую программу, чтобы отвлечь его внимание. Но сегодня никак не могли предположить, что вне программы покажут прямую передачу о вашей отставке с поста премьер-министра. Между прочим, я очень сожалею об этом, но больше всего меня волнует Чарльз. Как вы понимаете, я обязан прежде всего заботиться о его интересах.
— Да, я понимаю вас, доктор Кристиан. Ваши приоритеты совершенно правильные.
— Дело в том, что за все это время ему впервые стало известно о выдвинутых в его и ваш адрес обвинениях и об их роли в вашем решении уйти в отставку. Он очень огорчен и взбудоражен, господин Коллинридж, для него это стало большим шоком. Он считает, что виноват во всем этом именно он, боюсь, не замыслил ли он чего-нибудь недоброго. Я уже думал, что нам удалось выйти на прямую дорогу к выздоровлению, а теперь боюсь, что это потрясение не только полностью перечеркнет достигнутое и отбросит его к исходному состоянию, но и вызовет необратимый кризис. Не хочу вас напрасно тревожить, но мне кажется, что сейчас он нуждается в вашей помощи. Очень нуждается.
— Доктор, но что от меня зависит? Я готов сделать ради этого все, буквально все, что вы мне скажете!
— Нам нужно найти возможность как-то подбодрить его. Он в полном замешательстве.
Наступила пауза, Коллинридж сильно прикусил губу, надеясь, что эта боль приглушит боль в сердце.
— Можно мне поговорить с ним, доктор?
Прошло несколько минут, пока Чарльза подвели к телефону.
— Чарли, старина, как ты там? — тихо спросил Коллинридж.
— Генри, что я с тобой сделал! Я погубил, я уничтожил тебя! — Голос был стариковский, с истерическими нотнами.
— Постой, Чарли! Ничего со мной ты не сделал. Все эти неприятности совсем не от тебя и не из-за тебя. Тебе совершенно не в чем себя винить.
— Но я же видел это по телевизору! Я видел, как ты отправился к Королеве, чтобы подать прошение об отставке. Они сказали, что это из-за меня и каких-тр акций. Я что-то никак этого не пойму, Генри, но я все испортил. И не только свою жизнь, но и твою тоже. Я не достоин быть твоим братом. Ни в чем теперь нет никакого смысла. — В трубне послышались бурные рыдания.
— Чарли, я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушал. Ты слушаешь меня? Не ты, а я должен просить прощения. Именно я должен на коленях умолять тебя об этом.
В трубке послышался протестующий голос брата, но Коллинриджа это не остановило.
— Нет, нет, Чарли! Какие бы ни были у нас трудные времена, мы всегда решали наши проблемы вместе, как семья. Помнишь, я еще занимался тогда бизнесом, и мы в тот год чуть не обанкротились? Мы шли ко дну, Чарли, и виноват был
— Но теперь, Генри, я тебе все испортил…
— Нет, это я сам все испортил. Я слишком высоко взлетел и возгордился, забыв при этом, что в конечном счете важнее всего и все те, кого любишь. Когда бы я ни нуждался в помощи, ты всегда оказывался рядом. Всегда. А я все это время был слишком занят. Когда, например, от тебя ушла Мэри, я, конечно, понимал, как тебе было больно. Мне бы нужно было тогда быть около тебя. Я просто обязан был быть с тобой. Но меня все время удерживали какие-то другие, казавшиеся очень важными, дела. Когда бы я ни собирался к тебе поехать, я всегда планировал это на завтра или на потом.
Голос Коллинриджа дрожал от охвативших его эмоций.
— Я добился славы, но стал эгоистичным и делал только то, что хотелось мне. И я ничего не предпринял, видя, как ты спиваешься и губишь себя.
Они впервые говорили друг другу такую горькую правду. Беда была названа вслух. Теперь оба знали, что между ними нет больше недоговоренностей и секретов и что так будет теперь всегда.
— Я уйду с Даунинг-стрит и буду считать это своим счастливым избавлением, если при этом буду знать, что у меня все еще есть брат. Чарли, меня охватывает ужас при мысли, что уже слишком поздно, что я слишком долго пренебрегал тобой и не могу рассчитывать на твое прощение, а ты слишком долго оставался одиноким, чтобы иметь силы и желание поправиться.
По его щекам лились слезы отчаяния. Сара молча обнимала его.
— Чарли, если ты меня не простишь, значит, все, что я делал, было ненужным, все это я делал зря.
Трубка молчала.
— Скажи что-нибудь, Чарли! — крикнул он в полном отчаянии.
— Я люблю тебя, мой большой брат. Коллинридж глубоко вздохнул. Это был вздох облегчения и радости.
— Я тоже люблю тебя, старина. Завтра приеду повидаться с тобой. У нас теперь будет больше времени друг для друга, не так ли?
Оба они смеялись сквозь слезы. К ним присоединилась и Сара. Многие годы не испытывал он такие глубокие родственные чувства.
Попивая понемногу из бокала, она из окна любовалась видом ночного Лондона, открывавшимся из его пентхауза, когда он подошел сзади и тепло обнял ее.
— Эй, я думала, мы пошли сюда, чтобы поговорить о деле, — сказала она, не сопротивляясь.
— Есть такие вещи, для которых у меня нет слов. — Он зарылся лицом в ее белокурые волосы, наслаждаясь их свежестью.
Она повернулась, не отнимая его рук, лицом к нему и посмотрела прямо в глаза,
— Ты слишком много болтаешь. — Она страстно поцеловала его, радуясь, что он первый сделал шаг навстречу; ей не хотелось сегодня соперничать, хотелось чувствовать себя свободной, незакомплексованной, просто женщиной.