Картонные звезды
Шрифт:
Дело кончается тем, что нас все же сносит с дороги, и МАЗ, утробно завывая мотором, плавно заваливается правым боком в глубокий, заполненный водой кювет. Из кабины долго несутся нецензурные выражения, но ругается в основном только Иван. Скорого на язык капитана почему-то не слышно. Стараясь не свалиться в самую трясину, мы спрыгиваем на землю и, открыв дверь кабины, вытаскиваем вначале нашего водителя, а затем и Воронина. Заметно, что тот пребывает в самом подавленном настроении.
— Нас кто-то явно сглазил, — были первые его слова, когда он выбрался наружу, — не может быть, чтобы постоянно так не везло.
Он расправляет почти не подмокшую карту и поводит по ней указательным пальцем.
— Совсем немного не дотянули, — с сожалением бормочет он. — А жаль. До развилки оставалось километра два и от нее еще… где-то три. По идее, там должен стоять довольно крупный зенитный дивизион. Они тут мост прикрывают, крайне важный для всей транспортной системы страны, — объясняет он нам свои намерения. — У них наверняка там и трактора есть. Помогут выбраться, — он критически осматривает наше ободранное мокрое воинство и энергично тыкает пальцем мою сторону: — Ты пойдешь.
Я автоматически делаю два шага вперед, даже не представляя то, что мне предстоит сделать.
— Иди прямо по дороге, — вытягивает капитан руку вперед, словно растиражированная по всей стране скульптура Ильича. — Считай шаги. Примерно через две с половиной тысячи шагов будет развилка. Пойдешь по левой дорожке. По идее, прямо перед тобой будет крупный лесной массив. Смотри за рельефом местности. Как он пойдет под уклон, будь повнимательнее. Где-то там, вероятнее всего на опушке леса, и стоят зенитные батареи крупнокалиберной артиллерии. Да, ты веди себя пошумнее, в кустах не прячься, песни горлань. Они любят везде охрану ставить, глядишь, часовые тебя приметят и сами доведут куда надо.
— Но как же я с ними договорюсь? — попробовал отбиться я от неприятного задания. — Я и языка вьетнамского совсем не знаю… и вообще.
— Все, иди Александр, — подтолкнул меня Воронин в спину, — не задерживай движения. Как-нибудь втолкуешь там, что нам от них нужно. И пошевеливайся. Время не ждет!
Примерно через час пути я начинаю смутно догадываться, что забрел куда-то не туда. Никакого уклона нет и в помине, а лесной массив, вместо того чтобы располагаться справа от дороги, начал громоздиться слева от нее. В довершение всех неприятностей, на меня обрушивается короткий, но яростный дождь. Насквозь вымокший и уставший, я бестолково топчусь на месте, беспомощно озираясь по сторонам. Густые удушливые испарения поднимаются от земли, и скоро видимость сокращается до двухсот-трехсот метров.
— Вот тебе и поторапливайся, — бормочу я сам себе под нос, — вот тебе и не задерживайся. Если буду торчать здесь, то все равно ничего не высмотрю, — решаю я и резко разворачиваюсь в обратную сторону. Успеваю пройти не более сотни метров, как где-то позади меня бабахает громовый, этакий разухабистый удар, внешне очень похожий на залп салютной установки. Я испуганно приседаю, но тут же выпрямляюсь и оборачиваюсь. Где-то далеко в туманном мареве заполыхали размытые дождем и расстоянием малиновые вспышки.
— Так вот где она, батарея эта! — радостно кричу я, бросаясь в сторону дробного грохота артиллерии.
Ломлюсь сквозь кусты, поднимаю тучи брызг на пространных и неглубоких лужах, продираюсь через заросли лиан. Силы откуда-то так и прибывают, и все мое существо будто обрело некие несущие меня сквозь лес крылья. Неожиданно выросший слева земляной фонтан заставляет спешно броситься ничком на землю. Лежу несколько мгновений совершенно не подвижно, прикрыв руками голову. «Да это же очередной налет начался, — наконец доходит до меня здравая мысль. — Бомбардировщики, видимо, направились к охраняемому зенитчиками мосту, вот те и открыли заградительный огонь. Просто самолеты летят за облаками и отсюда мне их не видно и не слышно».
Еще несколько сильных взрывов потрясают лес, но бомбы ложатся теперь уже достаточно далеко, и мне приходит в голову мысль о том, что вблизи стреляющих пушек будет безопаснее. Не знаю уж, каким органом я в тот момент думал, но придумал я именно такую глупость. Бодро выскакиваю из уютной канавки, которую уже успел нагреть своим телом, и со всех ног мчусь в сторону солидно ухающих орудий. «Стопятимиллиметровки бьют, — думаю я на бегу, — не иначе».
Вокруг меня шуршат и срезают ветки осколки снарядов, но, полагая, что я заговоренный, ни на секунду не прекращаю бега. Вот мелькает небольшой просвет в лесной чаще. Вот деревья как бы разошлись в стороны, и передо мной оказывается довольно широкая V-образная просека. Зацепляюсь ногой за какой-то то ли канат, то ли корень и кубарем лечу в дождевую промоину. Переворачиваюсь во время полета на спину и в результате плотно увязаю в размокшей почве. Торопливо протираю забрызганные грязью глаза и делаю попытку приподняться, но не тут-то было. Слышится гневный окрик и в мою грудь пребольно утыкается штык. Намек понимаю мгновенно и растопыриваю руки в стороны, ясно давая понять, что просто доверху наполнен исключительно миролюбивыми намерениями. Несколько раз моргаю, пытаясь стряхнуть капли с ресниц, и наконец вижу, что на прицеле меня держит довольно симпатичная девчонка, лет пятнадцати от роду.
— Я свой, — стучу я себя кулаком в грудь, — советский! Я к вашему командиру иду!
Девчушка явно не понимает, что я ей втолковываю, но делает несколько шагов назад и выразительным движением ствола показывает, что я могу встать. Надо думать, сообразила, что приличные противники в таком рванье приличный бой не затевают.
Несколько раз противно гукает артиллерийский ревун, и стрельба разом стихает. К нам подбегают еще несколько батарейцев, на одном из которых вижу офицерские погоны. Меня без долгих разговоров обыскивают и, отобрав пистолет, тащат куда-то обратно в лес. Тащат не долго и, к счастью, не на расстрел. Вижу крутой спуск в овраг, выдолбленные на его склоне глинистые ступеньки. Спускаюсь по ним осторожно, поскольку руки опустить не дают. Бамбуковая дверь. Землянка. Впрочем, довольно уютная и обжитая. На стенках висят: обязательный портрет Хо Ши Мина, более мелкие фотографии деятелей рангом пониже, какие-то брезентовые сумки и несколько довольно чистых, хотя и не новых, кителей. В глубине помещения стоит примитивный стол с керосиновой лампой. За столом же восседает одетый по полной форме офицер в круглых солидных очках. «Не иначе местный замполит, — соображаю я, — вон какой откормленный».
— Назовитесь, — довольно сухо предлагает он мне по-английски.
Произношение у него не очень, но я его отлично понимаю, поскольку сам не из англоязычной страны.
— Александр Косарев, — непроизвольно вытягиваю я руки по швам, — специальная группа радиотехнической поддержки. Советский Союз, — добавляю я для полной ясности.
Брови офицера поднимаются столь высоко, что вылезают из-за старомодной оправы. Смотреть на это смешно, и я непроизвольно улыбаюсь.
— Так вы из СССР! — изумленно восклицает офицер, хоть и безбожно путая ударения, но уже по-русски. — Как же вы здесь оказались? Где ваш командир? Вы не ранены?
Он довольно энергично встает и, усадив меня на плетеный стул, отдает конвоирам несколько приказаний. Те с грохотом вылетают из землянки.
— Позавчера наша группа подверглась атаке с воздуха, — начинаю излагать я нашу невеселую историю. — Одну из машин мы при этом потеряли и вынужденно заночевали в деревне Хинь-до. Утром двинулись к вам, надеялись пристроить в госпиталь нашего лейтенанта. Но машина случайно съехала с дороги, и мы застряли. Послали меня, как самого выносливого. (Это, разумеется, была небольшая неправда, но надо же как-то пояснить и этот момент.)