Карты рая
Шрифт:
Во все стороны разлетелись искры. Огонь имел сине-голубой оттенок, в считанные мгновения он охватил черного человека с головой, скрыв от окружающих, а еще через секунду бесследно опал.
На том месте, где сидел черный человек, остались только оплавившийся пластиковый ящик и темный прогар на полу.
— А давайте все это пропустим, — предложил Хейл. — Все эти столетия войн, завоевательных походов, нашествий варваров и прочей суеты. Для любителя экзотики это может показаться интересным, но с точки зрения понимания
Протектор приподнял бровь:
— Вы умеете находить подходящие определения. Именно так, пожалуй, и следовало бы сказать. — Он цедил вино маленькими глотками, будто стараясь запомнить вкус. — Причем эта длинная вереница столетий характерна очень неторопливым техническим прогрессом. Особенно если дело не касалось войны. Почему-то боевую колесницу изобрели на два тысячелетия раньше ручной тачки.
— Ваши формулировки мне тоже нравятся, — заметил Хейл.
— У меня было время их подобрать, — ответил Протектор. — Несмотря на обязанности, налагаемые моим званием. Говорят, что, изучая прошлое, человек может заглянуть в будущее, но лично мне удалось вынести из прошлого только материал для грустных размышлений.
— Тогда давайте сделаем еще один скачок, — решил Хейл. — К тем временам, когда прогресс ускорился. Пропустим такие моменты, как изобретение компаса, пороха, книгопечатания и тому подобных вещей. Если быть еще более точным, то меня интересует не столько даже история вашего мира, сколько предыстория этого корабля. Вы покинули планету, которая была колыбелью вашей цивилизации. Что заставило вас, страшно рискуя, по сути дела вслепую, наугад, броситься в пустоту? Жажда неведомого? Или необходимость?
Протектор ненадолго задумался.
— Я бы сказал так, — произнес он наконец, — естественная логика событий.
Хейл снова наполнил бокалы:
— Звучит очень туманно. Что вы понимаете под логикой событий?
— В древности это называлось роком или предопределением, — пояснил Протектор. — Это понятие создали, чтобы объяснить, почему разумный человек не может разумно воздействовать на окружающую действительность и даже на собственную судьбу. Тогда и возникло понятие рока, некоей мистической силы, заставляющей человека помимо воли двигаться по предназначенному свыше пути. Потом философы нашли ответ, гласящий, что свобода человека заканчивается там, где начинается его зависимость от общества, а его влияние на общество обратно пропорционально размерам самого общества.
— Звучит очень туманно, — заметил Хейл. — Непонятно. А вы уверены, что правильно передали изречения ваших философов?
Протектор осклабился:
— Возможно, я в чем-то переврал их. Ну вы ведь поняли мою мысль?
— Пожалуй, да. А может, и нет. Я понял, что естественная логика событий, неумолимая как рок и неотвратимая как предопределение, привела человечество от каменного топора к этому звездолету. Из зеленых джунглей в стальные пещеры. И все. Кстати, сколько людей в нем?
— Сто тысяч, — сказал Протектор. — Вернее, если быть точным, сто две тысячи триста шестьдесят два человека. По утренним сводкам.
— Для такого населения корабль маловат, как вы полагаете?
— Да, стандартные помещения довольно тесны. Но за тридцать пять лет полета люди вполне привыкли к тесноте.
— А что вы делаете с сумасшедшими?
— У нас хорошая медицина, — ответил Протектор. — И потом, таких немного. Еще на родной планете мы отсеяли всех предрасположенных к психическим отклонениям.
— А желающих было много?
— О! Более чем достаточно.
— Тогда объясните, почему они рвались в этот полет?
Протектор помедлил с ответом.
— Скажем так, — произнес наконец он, — им нечего было терять в прежнем мире.
— Все было настолько плохо? — спросил Хейл. — И к этому привела естественная логика событий?
— Можно сказать, что так, — заявил Протектор.
Несколько часов Вольф провел почти не отрывая взгляд от монитора. Ему казалось, что его мозг стал придатком процессора. В глазах рябило от быстрой смены диалоговых окон, и, даже закрывая их, он по-прежнему видел немыслимую пляску электронных иероглифов. Крыса несколько раз исчезала, а он даже не замечал этого.
Дважды она пыталась привлечь внимание Жустина. В первый раз для того, чтобы заставить распаковать дневной паек и поесть, а второй — чтобы сообщить, что Большой Квидак покидает станцию.
Эта новость в самом деле отвлекла Вольфа от раскалывания кодов и паролей.
— Покидает? — быстро переспросил он, яростно потирая щеку.
— Да, — сказала крыса. — И большинство его людей. Знал бы ты, как их тут много. Но много и останется. А про тварей на внутренних ярусах и говорить нечего.
Давясь бутербродом, Вольф кивнул. На погруженных в темноту внутренних ярусах шла своя какая-то очень, очень загадочная жизнь.
— Будем надеяться, что Большой Квидак уже улетел, — сказал Вольф, поспешно переключая терминал на камеры наблюдения.
— Наверное, улетел, — согласилась крыса. — Да ты погляди вверх!
Задрав голову, Вольф с облегчением увидел выплывающую в пространство тройку кораблей.
— Ты чего-то боялся? — поинтересовалась крыса, услышав его вздох.
— Боялся, — признался он. — Того, что Квидак прихватит меня с собой. Монстр по-своему очень любопытен. Он обещал поковыряться в моем мозгу на операционном столе. Наверное, у меня нездоровое воображение, если я все так хорошо представляю.
— Нет, — сказала крыса, — у тебя очень правильное воображение. Мне тоже неприятно представить себя в роли морской свинки. Или, скажем, в качестве пищи пауков… Что ты так на меня смотришь?
— Пытаюсь понять, — объяснил Вольф. — Откуда ты все-таки набрала такой солидный словарный запас? Неужели подслушивая человеческие разговоры?
— Ну, не только, — сказала крыса, — Я еще читала книги.
Вольф подумал, что время, когда крыса перестанет его удивлять, наступит весьма нескоро.
— Книги? — переспросил он.