Карусель
Шрифт:
— Не хуже, чем Дэниел.
— Это какое-то бесхарактерное имя. И Тимоти такое же. И Джереми. И Кристофер. И Николас.
— Найджел не бесхарактерный.
— А какой же он?
— Замечательный.
— А чем он занимается?
— Он страховой брокер.
— И он из Шотландии?
— Да. Там живет его семья. В графстве Инвернесс.
— Как чертовски прекрасно, что вы не поехали. Вы бы все там возненавидели. Большой неотапливаемый дом, в котором спальни как холодильники, а ванные отделаны красным деревом словно гробы.
—
— Но вы ведь не выйдете за него замуж, за этого северо-шотландского брокера? Пожалуйста, не делайте этого. Я не могу представить вас в килте в графстве Инвернесс.
Я едва не рассмеялась, но все же сумела сохранить строгое лицо.
— Мне не пришлось бы жить в Инвернессе. Я жила бы в очаровательном доме Найджела в Южном Кенсингтоне.
С этими словами я бросила чайкам остатки своего пирога и принялась грызть яблоко, как следует потерев его о рукав свитера.
— И мне бы не пришлось работать. Мне не надо было бы каждое утро проделывать утомительный путь к галерее Бернштейна. Я была бы праздной дамой, и у меня появилось бы время на все, чем я хочу заниматься, то есть на живопись. Не имело бы никакого значения, есть у моих картин покупатели или нет, поскольку рядом со мной всегда был бы муж, готовый оплатить все счета.
— Я думал, вы смотрите на жизнь, как Феба, — заметил он, — но ошибался.
— Возможно, иногда я смотрю на жизнь так же, как моя мать. Ей нравится, когда жизнь ясная, безоблачная, удобная и безопасная. Она обожает Найджела. Спит и видит, что я выйду за него замуж. Ждет не дождется, когда же начнутся свадебные хлопоты. Собор Святого Павла, Найтсбридж, прием на Павильон-роуд…
— И медовый месяц в Бадли-Солтертоне с клюшками для гольфа в багажнике. Пруденс, ну вы же не всерьез все это говорите.
Я откусила большущий кусок яблока.
— Я могла бы.
— Но только не с человеком по имени Найджел.
Все это начинало меня раздражать.
— Вы же ничего о нем не знаете. И что плохого в замужестве, в конце концов? Вы знаете мир Фебы, вы знали мир Чипса. Но вы понимаете, что они давным-давно поженились бы, если бы Чипс мог получить развод? Но он не мог. Поэтому им пришлось пойти на компромисс и просто жить вдвоем так, как было в их силах.
— Я не вижу ничего плохого в замужестве. Я только считаю, что выйти замуж не за того человека — это безумие.
— Полагаю, вы никогда не делали такой ошибки.
— Нет, на самом деле, нет. Зато я сделал все остальные, какие только мог. Все на свете ошибки, кроме женитьбы. — Казалось, он осмысляет собственные слова. — Даже не думал никогда об этом, на самом деле.
Он улыбнулся мне, и я улыбнулась в ответ: меня наполняла беспричинная радость оттого, что он никогда не был женат. И в то же время меня это не удивляло. В нем был какой-то кочевой, свободный дух, и я поняла, что завидую этому.
— Хорошо бы иметь время
— У вас есть время.
— Я знаю, но мне кажется, что я уже погрязла в рутине. Я люблю рутину. Я люблю свою работу и делаю именно то, что мне хочется делать, и я люблю Марка Бернштейна и не променяла бы свою работу ни на что на свете. Но иногда бывают такие утра, когда я еду на машине на работу и думаю: мне ведь уже двадцать три, и что я делаю со своей жизнью? И я думаю обо всех местах, где мне хотелось бы побывать. Кашмир, Багамы, Греция, Пальмира. И Сан-Франциско, и Пекин, и Япония. Я хотела бы посетить некоторые из тех мест, где были вы.
— Тогда отправляйтесь. Отправляйтесь прямо сейчас.
— В ваших устах это звучит так, словно это очень легко.
— Это может быть легко. Жизнь проста ровно настолько, насколько вы делаете ее простой.
— Возможно, мне недостает такого рода смелости. И все же я хотела бы осуществить кое-что из того, что осуществили вы.
Он рассмеялся.
— Напрасно. Кое-что из этого было кошмаром.
— Но теперь это уже не кошмар. Сейчас-то у вас все в порядке.
— Неопределенность — это всегда кошмар.
— А в чем у вас сейчас неопределенность?
— В том, что же я буду делать дальше.
— Это не должно быть слишком пугающе.
— Мне тридцать один. В течение ближайших двенадцати месяцев я должен принять какое-то решение. Меня страшит движение по течению. Я не хочу плыть по течению всю оставшуюся жизнь.
— А что вы хотите делать?
— Я хочу…
Он облокотился на бугристый гранит, из которого была сложена стена гавани, повернул лицо к солнцу и прикрыл глаза. Он походил на человека, который мечтает забыться сном.
— Когда эта выставка у Петера Частала закончится и я освобожусь, я хочу поехать в Грецию. Там есть остров по имени Спетсес. И на этом острове стоит дом, белый и квадратный, словно кубик сахара. Перед ним терраса, вымощенная терракотовыми плитками, а у верхней кромки стен висят горшки с геранью. Внизу, под террасой, есть причал и лодка с белым парусом, который похож на крыло чайки. Небольшая лодка. На двоих.
Я ждала. Он открыл глаза и сказал:
— Думаю, я отправлюсь туда.
— Отправьтесь.
— Вы приедете туда? — Он протянул ко мне руку. — Вам не хотелось бы приехать туда ко мне в гости? Вы только что сказали, что хотели бы увидеть Грецию. Приезжайте, и я покажу вам ее прославленные места.
Я была очень тронута. Я вложила свою руку в его ладонь и почувствовала, как его пальцы сомкнулись на моем запястье. Насколько же это было иначе, как невероятно отличалось это приглашение от того, что мне мучительно предлагал Найджел — приглашения посетить его мать в графстве Инвернесс. Два разных мира. Тревожное соприкосновение двух разных миров. Тревожное соприкосновение двух разных миров.Я едва не расплакалась.