Касаясь Пуст0ты
Шрифт:
– Как мисс Златов? – Вопрос прозвучал для нее как издевка. Патриция пренебрежительно фыркнула и отвела взгляд, будто я не видел, как морщины на ее лбу сошлись против меня единым фронтом.
– «Слово магистра» отрывает наномашины от их главной работы – защиты организма – и направляет все силы на фиксацию реакций, сердечных сокращений и прочих признаков, которые помогают тебе распознавать ложь. Чем дольше связь, тем больше риск получить повреждение. Ты допрашивал ее полтора часа и спровоцировал приступ. Конечно, худшего нам удалось избежать, но это не уменьшает твоей вины.
–
Она снисходительно улыбнулась и принялась отсоединять от меня один провод за другим.
– Весь в отца.
– Повезло, что не в мать.
Донован снова улыбнулась, но уже не вкладывая в эту улыбку никаких чувств.
– Роб наверняка захочет поскорее разобраться с этой ситуацией. Я вышлю ему свои рекомендации насчет тебя. Тебе не стоит проходить допрос в ближайшие дни.
Патриция отвернулась, зависла над приборами и обратилась ко мне снова, лишь когда я уходил. Из операционной, меня направили в приемную, где я смог получить обратно свои вещи (вернее то, что от них осталось). Видимо, прежде, чем уснуть, я решил хорошенько проблеваться и сделал это с исключительной точностью, загадив не только кофту, но и штаны. Благо телефон и планшет не пострадали. Девушка за стеклом услужливо протянула мне куртку. Я выкинул ее в ведро вместе с тем, что пару часов назад было одеждой.
На улице давно стемнело. Из-за дождя и нависшего смога воздух стал склизким и едким, как табачный дым. Туман клочьями висел над водостоком, стелился по земле и прятал за серостью траву. Вариантов куда пойти у меня не так много, а после сообщения отца остался лишь один. Было тяжело игнорировать призыв лавок, ступенек и прочих «сидячих» поверхностей, которые могли приютить меня на минуту-другую.
Больничная пижама, на удивление, вызывала у людей куда меньше вопросов, чем ладно скроенное пальто или рубашка. Будто до настоящего момента я носил одежду, неподходящую мне ни по статусу, ни по каким-то личным критериям прохожих. Зато сейчас все встало на свои места. Из-за дождя дорогу перед министерством развезло. То, что утром было лишь слегка забрызгано грязью, сейчас текло сплошным потоком по ногам и забиралось в ботинки.
Я бывал в кабинете отца не так часто и прекрасно помню, как также стоял перед его дверью, заносил руку, чтобы постучать, и после короткого «войдите» еще пару минут не решался переступать порог. Сейчас из-за боли в теле и какого-то странного, непохожего ни на что головокружения я не чувствую страха. Не чувствую вообще ничего. Отец не имел обыкновения включать больше одной лампы. Из-за недостатка света его кабинет кажется бесконечным черным коридором, не ограниченным ни стенами, ни потолком.
Мельком он глянул на меня, кивнул на стул, стоящий напротив стола, и снова спрятался за монитором.
Этот стул многое повидал. Главные предатели Полиса в свое время сидели на нем, мама в том числе…Наша с отцом схожесть, на которую Донован намекала, состоит исключительно в жестокости, которую мы проявляем к другим и сами того не замечаем.
Раньше я не обращал на это внимание. Может, потому что раньше я и не был ни с кем жесток. Отец убил
– Тебе известно, почему ты здесь? – Отец оторвался от экрана, глянул на протянутую ладонь и пренебрежительно фыркнул.– Видимо, это «да».
Он стянул перчатки и обхватил мое запястье.
– Вручая тебе дело Коллинза, я надеялся, что ты не попытаешься чьей-то виной прикрыть свою собственную. Но ты так сильно загорелся идеей снять с себя всякие обвинения, что едва не довел до смерти другого человека.
Я хотел сказать что-то в свое оправдание, но отец ясно дал понять – он не ждет от меня ничего без «слова магистра». Если бы я не пришел сегодня, он нашел бы меня сам. И отнесся бы ко мне с еще большим недоверием, чем сейчас. Для отца не существует рекомендаций министерства. Для него есть лишь правда и необходимость ее доказать.
Сейчас я всего лишь нарушил протокол. Да, я превысил полномочия, но это ничто по сравнению с соучастием, в котором он мог бы меня заподозрить, если бы я попытался отложить допрос.
– Именем магистра.
Внутри все сжалось, стянуло в тугой комок. Я слышал лишь его голос в голове, чувствовал, как сжимаются мышцы в ответ на каждое его слово. Я не лгал, но просто не лгать было недостаточно.
– …Вы провели дополнительный допрос Зои Златов, потому что почувствовали в ее словах ложь? Прошу ответить кратко.
– Нет. – Тело окаменело, противясь словам, которые я хотел сказать, но которые от меня не требовались. – …Я думал, что она недоговаривает, что-то упускает, и, если я копну глубже, расширю поле для ответа, я смогу услышать больше.
– Чтец должен задавать правильные вопросы с первого раза.
– Да, ведь с матерью у тебя было именно так. – Руку будто стянуло жгутом; я плотнее сжал челюсти, чтобы сдержать колкости, которые так и рвались наружу. Не знаю, откуда они появились и почему именно сейчас, но каждое такое случайно оброненное слово ставит под сомнение мою невиновность, но уже в другом.
– Говоришь без спроса под «словом магистра»…Видимо, тебе нравятся новые ощущения. Без нужного количества наномашин твоя чувствительность возросла. Спорю, на что хочешь, что ты отключишься спустя пять минут, если будешь и дальше пытаться переломить нашу связь. Златов тоже пыталась это сделать? Она говорила за тебя?
– Нет, сэр.
– Тогда почему ты пренебрег правилами? Мне нужен полный ответ. Но учти, одно неверное слово, и придется начинать сначала. Ты ведь знаешь, как это работает.
Чем дольше я молчал, тем больше немела рука. С плеча боль перешла на грудь, разрослась дальше к животу, покрыла ноги. А я все молчал, потому что не знал: «Увлекся ли я так из-за Фила? Из-за нашей с ним дружбы? Или из-за участия в этом «АрКейна?»
– …Я не предатель.
– Очень хорошо, сынок. А Фил Коллинз предатель?
– Да. – Перед глазами заискрилось; на этот раз я не смог сдержать крика. Я согнулся над столом и попытался вырвать руку, но отец лишь усилил хватку и с еще большим азартом продолжил спрашивать.