Кашет. Путешествие в неизведанное
Шрифт:
Взору нашему открылись: небольшой огород, запущенный садик, предположительно, окультуренных яблонь, маленькая перекошенная постройка, в которой легко угадывалась старая, обветшалая теплица, какие-то сарайчики, а слева очень даже приличный двухэтажный домик. Ключи от дома висели на самом видном месте, на новеньком блестящем металлическом крючке прямо около двери на уровне поднятой руки. По отцовским меркам это считалось уровнем глаз.
Тут следует объяснить, что дом этот нам достался не просто так, а по работе. Разумеется, по папиной работе. Отец у меня социолог. Если я правильно понимаю, это тот, кто изучает привычки и поведение других людей. Работал он вот уже много лет в одной небольшой компании в сфере маркетинговых исследований, изучая рынок, продвигая какие-то товары. Все эти слова мне, на самом деле, малознакомы, но именно их я неоднократно слышал, когда отец отвечал знакомым на вопросы о своей работе. Я как-то даже втайне от мамы сходил сам на рынок, который отец якобы изучал, хотел глянуть,
Прежде чем войти в наш новый дом, мы переглянулись. Похоже было на то, что в тот момент через нас прошёл одинаковый ряд мыслей, состоящий из образов и звуков нашего старого и такого родного жилища. Это и память о звонком смехе, трелью отражённом от стен старого дома в попытках найти в них брешь, чтобы непременно выбраться наружу и быть во всеуслышание. Это и память о вечерних семейных ужинах, давно уже ставших неотъемлемой частью нашего семейного счастья. Это и посиделки на крыльце, с поджатыми коленями, укутанными пледом, и с чашкой горячего чая в руке, дарящего лёгкому летнему ветерку яркий аромат бергамота. Это и великолепные ёлочные узоры на зимних окнах, нарисованные, со слов мамы, Дядюшкой Морозом при помощи Великой Кисти. И многое-многое другое, так бережно хранимое нашей памятью. Я заметил, как отец вдохнул полной грудью и, не выдыхая, открыл дверь, нащупал слева выключатель, включил его и лишь тогда только выдохнул, прикрыв ладонью глаза от неожиданно яркого света.
В отличие от огорода, дом по-настоящему произвёл на нас впечатление. Широкая прихожая была началом большого холла с диваном посередине, мебельной стенкой напротив него, на которой был водружён огромный телевизор, и журнальным столиком между ними. За диваном, непривычно для нашего глаза, расположился овальный кухонный стол, где-то на шесть персон. В конце холла вдоль стены был кухонный гарнитур, плита, холодильник и посудомоечная машина, а на пути к кухонной зоне была лестница на второй этаж и дверь в санузел. На втором этаже было уже привычнее – там хоть были стены. А точнее, наверху располагались две спальни (одна большая, другая – гораздо меньше) и внушительных размеров ванная, совмещённая с туалетом. От вида такой планировки я даже на минуту забыл о всех своих переживаниях, связанных с этим переездом. Мы переглянулись с отцом, улыбнулись друг другу, и воздух прорезал его мягкий, слегка бархатный тенор – первые слова с нашего заселения в новый дом.
– Ну что, Колёк! – сказал мне он, всё ещё улыбаясь, и добавил, подмигивая: – Заносим сумки, бросаем наши кости и пускаем корни в новое место?
– Я – ЗА! – ответил я, в шутку подняв руку, будто на голосовании. – Дом хороший! С огородом разберёмся. Главное, чтобы ещё рыбалка не подвела.
– Не боись! Я как раз для этого сюда и приехал, чтобы каждый местный школьник мог на удочку себе надёргать не каких-то там пескариков да чебачков для своих котят, а солидную форельку своему папке на сковородку!
Мы рассмеялись и в приподнятом настроении разошлись изучать свои комнаты: папа – большую, а я ту, что была поменьше.
Глава 3
– Эй, Зелёнка! Куда намылился?
Услышав знакомый голос, я вздрогнул. На какую-то секунду я подумал, что померещилось. Но чтобы так громко и реалистично?! Да и с чего бы мне мерещился голос Кузьмы? Как пелось в одной старой песне: «Я тебя не видел долго, и ещё б не видеть столько» [1] . Эта строчка как нельзя точно отражала мои глубокие чувства к Серёге Кузьмину. И останься даже я на самом необитаемом острове один, альтернативе подселения его ко мне я всё же предпочёл бы одиночество. А вообще – откуда ему здесь взяться-то? Он же, как и все мои школьные товарищи, остались в прошлой жизни. Она хоть и не такая далёкая пока – всего две недели прошло с нашего переезда, – но здесь-то он точно никак не мог оказаться.
1
Из песни К. Метова «Из-за тебя».
Всё ещё не доверяя своему слуху, я медленно повернул голову на источник звука. Метрах в пятнадцати от меня, около лужи стоял Серёга Кузьмин – мой бывший одноклассник. По крайней мере, я считал его бывшим до этого момента, а теперь засомневался: вероятность учиться снова с ним в одном классе меня не прельщала. Однако в том, что это точно Кузьма, сомневаться не приходилось: всё та же огненно-рыжая кудрявая шевелюра, та же кривая ухмылка, сотни веснушек на его светлом лице. Даже шорты и те прошлогодние – я их узнал по большой дырке на правом бедре, появившейся благодаря торчащему из моста гвоздю. Он стоял и смотрел на меня, ухмыляясь, но как-то не злобно, а больше радостно. В правой руке у него была длинная тонкая хворостинка. И, судя по многочисленным грязным полосам и каплям на его ногах, до того, как увидеть меня, он просто стоял и лупил этой хворостинкой по луже. Ну что с него возьмёшь? Одним словом – питекантроп двадцать первого века!
– Кузьма! Дома, что ли, лужи закончились и ты сюда примчался? Или здесь жёлуди вкуснее? – прокричал я ему неприветливо.
Я знал, что юмор – не его конёк и шутку про жёлуди он всё равно не поймёт, но на враждебную интонацию в моём голосе он должен был отреагировать молниеносно, поэтому я на всякий случай выбрал направление, в каком было проще всего бежать, когда он кинется в мою сторону. Нет, я его не боялся, но силы были неравные, и я это хорошо понимал. Да и временем это было уже проверено.
– Мы на днях тоже сюда переехали, – к моему удивлению, он проигнорировал мой подкол. – Ты знал, что мой отец работал вместе с твоим? И сейчас дядя Толя пригласил моего батю в свою команду. Мы получили хороший дом со всеми удобствами – не то что наш старый! Будем теперь видеться с тобой каждый день, учиться вместе.
У меня всё перевернулось внутри! Маленький воображаемый человечек в моей голове рвал от негодования на себе волосы и топал громко ногами. «Дядя Толя» – это, конечно же, он о моём отце. «Работали вместе» – я этого не знал. А если бы знал, то что? Мысли проносились в моей голове очень быстро. Я был обескуражен и смущён, и, скорее всего, лицо у меня в этот момент было самым глупым в мире. Каково предательство со стороны моего отца – пригласить семью Кузьминых, не посоветовавшись со мной! Уж я бы тогда сразу ему сказал, что этого делать не стоит, что у меня есть другие одноклассники, гораздо лучше Серёги, а значит, и отцы у них интереснее.
– Зелёный, ты чего встал как вкопанный? Дар речи потерял? – Кузьма рассмеялся, и смех его был каким-то простым, не злорадным – и от этого мне стало почему-то ещё обиднее. – Не боись, Колян! Я тоже, когда узнал, обрадовался! А увидел тебя, даже про плавунца забыл, которого пытался хворостиной в луже пришибить. Куда он подевался?
Кузьма стал разглядывать внимательно лужу в поисках своего плавунца. Я знал, что он имел в виду совсем не жука-плавунца, а водомерку – такого клопа, очень похожего на паука и живущего на воде. Я люблю наблюдать за водомерками – они так лихо и искусно скользят по водной поверхности, словно дают представление по фигурному катанию. Ну а Кузьма, конечно же, всегда пытался им просто навредить: в лучшем случае – плюнуть на них; в худшем – попасть по ним палкой или камнем.
– Погоди, – опомнился я, – ты говоришь, что мой папа пригласил твоего в свою команду?
– Ну да! – снова оживился он. – Я же и говорю, что дядя Толя позвал… нам дали дом… мы уже переехали три дня назад, ещё вещи не все разложили. Вон глянь – видишь красную крышу? – Кузьма вытянул руку с прутиком, указывая на свой новый дом, но мне было не до этого.
– Пригласил в свою команду, – продолжил я задумчиво. – А это значит, что мой папа будет начальником у твоего?!
Вот оно! Вот эта спасительная мысль, которая вернула мне настроение в ту же секунду. Может, всё не так уж и плохо? Может, даже я смогу управлять самим Кузьмой? От этой мысли я улыбнулся и посмотрел на Серёгу, теперь уже совсем другим взглядом – более уверенным. Серёга стоял нахмурившись. Видно было, что эта мысль его ещё не посещала. Да и где ему было думать об этом, когда по лужам бегало столько водомерок, в воздухе летали стрекозы, да и кузнечиков вокруг было не счесть. И каждого из них ему хотелось поймать, и с каждым из них ему хотелось что-то сделать – что-то не очень хорошее.