Каштановый прииют
Шрифт:
— А как насчёт памяти? Он, я так понимаю, хорошо всё запоминал.
— Да. Он запоминал всё, номера телефонов, адреса, даты, даже тех людей, которых он не знал, вроде партнёров Огастеса. А перед тем, как лечь в больницу, у него же был свой бизнес. Он реставрацией занимался и помнил телефоны всех клиентов наизусть, всех управляющих галерей. Он даже сам для себя выучил французский и немецкий, чтобы с клиентами общаться. Он не вундеркинд, конечно… Просто у него всегда это отменное стремление к знаниям, к новым возможностям, ему это всё доставляет удовольствие. Дитмар мне говорил, что, изучая новый язык, он открывает для себя новый мир, книги, которых раньше не читал, фильмы, которых раньше не смотрел. За полгода до больницы у него появился клиент из Японии, и ему стрельнула в голову мысль и японский выучить, потому что этот
— Бывали ли у него до этого неврозы? Может, приступы какие-то? Панические атаки?
— Неврозы — это наше второе имя. У нас у всех в семье эта зараза. Жизнь сейчас нервная, а мы какие-то слишком тонко устроенные все. Особенно Дитмар, он же весь в искусстве, в галереях, возвышенных книгах, да и в его мире он всё контролирует, не зависит от других людей. И когда он сталкивался с реальностью, получением документов, поездками в больницу, у него тут же вылезали тики. Так что таблетки он пил постоянно. Но это не было проблемой никогда, он наблюдался у невропатолога и очень хорошо себя чувствовал. Так, а что с ним сейчас, раз вы всё это спрашиваете?
— Ну… У него нарушение памяти и бред толкования. Он не связывает то, что видит, с образом в голове и может выдавать очень… фантасмагоричные описания. И… Он сказал, что не помнит ваше имя, — медленно затушив сигарету в пепельнице, миссис Прендергаст вынула из кармана платок и, приподняв очки, аккуратно промокнула под глазами. Похоже, Вильям её сейчас изрядно расшатает, очень жаль.
— Валери. Меня зовут Валери.
— Дитмар сказал при поступлении неправду о причине попадания в больницу. Судя по всему, он находился в стрессе, да, но был какой-то триггер, который его добил. Что могло такого серьёзного произойти за месяц до попадания в больницу?
— Ну… Смерть Огастеса нас очень сильно подкосила, он застрелился… Но это было почти за год.
— Я понимаю, что Дитмар не захотел говорить всего, он очень… Неспокойно относится к любым травмирующим воспоминаниям, — миссис Прендергаст прижала платок к губам и отвернулась к окну. — Мне нужно знать, каков был триггер. Что стало отправной точкой и, главное, почему именно так, — молчание. Вильям вздохнул и решил зайти с другой стороны. — Он говорит, что его преследует монстр из зеркала, у него такое же лицо, и он его унижает, обижает и хочет занять его место, — миссис Прендергаст ощутимо дёрнулась. На лице тут же появился ужас. Она понимает, о чём он. — Помогите мне. Вы ведь хотите, чтобы Дитмар вышел из больницы, а не проторчал там остаток дней. У него есть потенциал, но мне нужно копнуть глубже того, что он сказал при поступлении.
— Чёрт… Опять это… Мне никто не говорил, что это оно… — она вздохнула и, снова закурив сигарету, сняла очки, чтобы потереть лицо. — За год до того, как Дитмар попал туда… Умер мой муж, его отец. Огастес сбежал из ГДР, потому что там у него не было будущего, взял меня с моим сыном от первого брака… В общем, у нас с ним бизнес, знаете, но… Его довели до суицида рэкетиры… Мы с Алексом, старшим сыном, решили не втягивать Дитмара в судебные тяжбы, отпустили в Доркинг, у него там была мастерская, поближе к Лондону, но не в нём. Он терпеть не может Лондон, ему больше нравится Кембридж или Ливерпуль… — она махнула рукой, как будто отгоняя лишние подробности и пытаясь перестать так нервничать. — Это всё было в январе, но в апреле он вдруг приехал, причём с несколькими картинами в работе, целым фургоном материалов… Сказал, что хочет побыть с нами, что ему стало тревожно одному, боится за меня. А потом я увидела эти письма… — она тяжело нахмурилась, кривясь от боли. — Я подумала сначала, что это пришли рекламные проспекты местного поставщика, ну и вскрыла… А там… Господи, как же я испугалась, я бежала к Дитмару в оранжерею, вызывала полицию…
— Всё в порядке, вы сейчас здесь, посмотрите на меня. — Вильям буквально вырвал её из каких-то ужасных воспоминаний. — Посмотрите, сейчас никаких писем, всё нормально.
— Да, вы правы…
— Что там было?
— Там… Дитмар, он сказал, что уже год за ним таскается неадекватный
— Фото его члена?
— Да. Спасибо, что сказали за меня, — миссис Прендергаст затянулась и трясущейся рукой откинула волосы с лица. — Он считал, что Дитмар должен стать его любовником, Дитмар сказал, что это не первые такие фотокарточки… Мы добились судебного запрета, наняли вневедомственную охрану, ему пригрозили в полиции сроком за угрозы и преследование. И всё затихло, с лета мы его не видели, — наступило молчание, Вильям кинул взгляд на диктофон, чтобы удостовериться, что плёнка ещё есть. — Может, вам всё же кофе налить?
— Нет, спасибо. Первому врачу он сказал, что нервный срыв наступил после того, как на выставке его картину изуродовали.
— И да, и нет. Мы думали, что тот полоумный исчез из нашей жизни… Но… В общем, в день выставки мне позвонил менеджер и спросил, какого чёрта с Дитмаром случилось, почему он так странно себя ведёт. А Дитмар сидел напротив меня на диване и читал книгу, он не собирался ехать в Манчестер даже. Мы кинулись в полицейский участок, а там… Этот подонок за полгода сделал себе четыре пластические операции и слепил из себя пластиковую копию Дитмара, — Вильям почувствовал, как по телу пробежал холод. Он даже боялся представить, что в тот момент произошло в голове бедного Дитмара. А мать, кривясь и качая головой продолжила. — Он подделал документы, он сделал такую же стрижку, купил такую же одежду в тех же магазинах, купил такой же автомобиль, подделал номера. Он даже себе в глаза что-то капал, чтобы хуже видеть, и чтобы ему прописали очки! Он прошёл на выставку как Дитмар Прендергаст, пронёс нож, шарахался по залу, а потом порезал картину и ранил нескольких людей… И думать не нужно, он явно желал убить Дитмара! Это такое послание! Он надеялся, что мой сын там будет, а когда не нашёл, сорвался. Дитмара из участка в больницу и увезли. Он такой чувствительный, а тут два года беспросветного кошмара, я так испугалась за него. Против того мужчины начали дело наши юристы, а у Дитмара однажды ночью случилось… Что-то. Я проснулась от его крика, мы с Алексом нашли его в камине на первом этаже, как он кричал… Он сказал, что проснулся, а этот подонок стоял прямо над ним и гладил по лицу. Он не знал, как оказался в камине, только говорил, повторял, что двойник его преследует, хочет убить… Мой знакомый поправлял здоровье после нервного срыва именно в Приюте, и я решила, что там Дитмару станет лучше…
— И ему стало лучше?
— Сначала да, но потом стало хуже, всё хуже и хуже. Врач развёл руками, сказал, что у Дитмара, скорее всего, целый воз проблем с психикой и этот инцидент сорвал плотину… — она прижала руку с сигаретой ко рту, но не затянулась, попыталась заглушить всхлип. — Бедный мой мальчик, он же такой… нежный, как с ним могло всё это произойти, мы с папой его так оберегали…
— А где тот преследователь сейчас?
— Сидит в окружной тюрьме. И выйдет нескоро, очень нескоро. Он признан вменяемым, хотя для меня это странно.
— Он может быть психопатом. Это не лечится и не корректируется, это просто уродующая черта характера, — Вильям напряжённо гонял в голове то, что он услышал. — Тот ночной инцидент… Этому было дано объяснение?
— Да, врач, который его принял впервые, сказал, что это был сонный паралич на фоне слишком сильного стресса. А то, что он оказался в камине, так это было состояние аффекта от сильнейшего испуга.
— Вы в это верите? Это не могли быть первые проявления шизофрении? — миссис Прендергаст широко распахнула глаза и удивлённо окинула его взглядом.