Каштаны на память
Шрифт:
Бойцы капитана Зарубы принесли плахи от ворот и с десяток бревен. Красноармейцы положили плахи на бревна, словно на полозья, и стали монтировать плот. В дело пошли веревки, телефонный кабель. Недавний моряк, а сейчас наводчик орудия Волков умел хорошо вязать морские узлы и делал это сейчас с большим вдохновением, приговаривая:
— Настоящие эсминцы! На каждом плоту удержится по орудию. А на дедовом пароме — два! И батарея на том берегу!
Плоты спустили на воду. Десяток бойцов бросились в реку, чтобы толкать плот
Капитан Заруба стоял на плоту, что плыл следом за дедовым паромом. Изо всех сил перебирал он канат, чтобы плот быстрее шел к тому берегу. Руки покрылись волдырями, из них сочилась кровь, но ее сразу же смывала холодная вода.
От взрывов мин и снарядов вода клокотала. Пузырями, как во время ливня, вспухла река от пуль, сыпавшихся с неба, с вражеских самолетов. В щепки разлетались плоты, лодки, в которые попадали фашистские снаряды, тонули люди, от крови покраснела вода.
«Когда же будет тот берег?» — думал Заруба, весь напрягаясь, чтобы устоять на плоту, который поддерживали четыре кадушки. Рядом гибли от пуль и осколков бойцы, тонули раненые.
Время тянулось неимоверно долго. Оно будто остановилось и потому стало союзником немцев, которые обстреливали реку из всех видов оружия.
Ветер совсем разогнал тучи, и над рекой появилось солнце. Оно уже повернуло на запад и осветило лица воинов, форсировавших великую славянскую реку в этот сентябрьский день сорок третьего года…
Наконец берег. Красноармейцы спрыгивают с лодок, с плотов, причаливающих к месту, где укреплен конец каната. Артиллеристы вытаскивают гаубицы на берег. Другие несут ящики со снарядами.
Артиллеристы капитана Зарубы трудятся до седьмого пота, устанавливая гаубицы в немецких котлованах, отбитых у противника партизанами. Работа кипит под свист пуль и осколков вражеских мин.
— Быстрее, братья-славяне! — торопит свой расчет Волков.
Наконец капитан Заруба облегченно вздохнул в полную грудь: вот и правый берег! Прошла минута, и его батарея дала залп. Первый артиллерийский залп на правом берегу Днепра! Стреляли орудия потомка генерал-лейтенанта артиллерии Александра Дмитриевича Засядько, героя войны 1812 года, сподвижника фельдмаршала Кутузова…
Почему-то об этом подумал капитан Заруба в эту минуту.
Познав на своей шкуре силу удара гаубиц, немцы прекратили минометный и пулеметный огонь. Капитан Заруба решил уточнить, кто на плацдарме соседствует с его артиллеристами, и побежал траншеей к пехотинцам.
— Какая часть? Кто командир? — спросил он и сразу же удивился, что бойцы были одеты не по форме, а кто в чем.
— Мы партизаны. Наш командир — Оленев. Он ранен. А заменяет его Стоколос! — ответили бойцы на вопрос капитана.
— Оленев? Стоколос? — удивился Заруба. — Пограничники?
— Так точно!
— Не удивлюсь, если кто-нибудь назовет и фамилию
— Колотуха, товарищ капитан!
Заруба обернулся. Перед ним стоял светловолосый парень с почерневшим от дыма и пыли лицом, на котором только поблескивали белки глаз и зубы.
— Максим Колотуха за селом… Немцы стягивают силы. Давайте карту, покажу квадрат. Надо поддержать наших огнем.
Капитан расстегнул планшет и вызвал к себе командиров.
— Вот жизнь! Нету времени даже поздороваться, — с досадой сказал он. — Показывай!
— Сюда… и сюда подошли грузовики с солдатами и минометами. Несколько броневиков… — Андрей водил пальцем по карте.
— Танков нету?
— Мы выбрали для форсирования такое место, где вчера у них не было танков, — объяснил Стоколос. — А их танковая дивизия вблизи Канева.
— Смотри ты, партизаны недаром носят голову на плечах! — похвалил Заруба и приказал командиру батареи: — Открывай, лейтенант, огонь! Известите немца об этом как следует.
— Беда у нас, капитан! Оленев тяжело ранен. Вот же упрямый человек. Пришел на правый берег без руки, все равно подался в партизаны.
Петр Заруба и Андрей Стоколос шли глубокой траншеей. Везде валялись немецкие каски, солдатские котелки, патроны, рожки к автоматам.
В большой землянке на нарах вповалку лежали раненые. Стоколос подвел Зарубу к Оленеву.
— Надя… Надя… — шептал Иван.
— Надя — симпатия всей нашей заставы еще с довоенных времен. Это его жена. А три месяца назад каратели сожгли село, убили Надину мать, а ее куда-то увезли.
— Ваня! Ты узнаешь меня? — наклонился над раненым Стоколос.
Оленев кивнул головой и виноватым голосом прошептал, превозмогая боль:
— Как там?
— Село в наших руках. Сам знаешь, где старшина Колотуха и Живица, там порядок. Стоим, Ваня! Я вот прибежал попросить у артиллеристов огоньку для фрицев и встретил тут капитана Зарубу!
— Я Заруба… Помнишь, под Васильковом мы встретились? Ходил с вами корректировать огонь батареи, — наклонился над Оленевым командир артиллерийского дивизиона.
— А-а… Лейтенант Заруба… — На губах Оленева появилась улыбка.
— Нет, Ваня, Петр Заруба уже капитан.
— Почему не отправляете тяжелораненых на левый берег? — обратился Заруба к санитарам, которые хлопотали возле раненых, лежавших на полу и на нарах.
— Сейчас они раненые, а станем переправлять, все будут убитыми и утонувшими, — ответил старший из санитаров.
— Правду говорят медики, — согласился с таким доводом Андрей. — Днепр кипит, будто все черти ада разожгли костер на его дне… Да, товарищ капитан, забыл сказать, в январе сорок второго был у вашей мамы Ирины Кирилловны. Я ей рассказал о нашей встрече под Киевом.