Кассандра
Шрифт:
— Предположим, это так, но зачем этот псевдолабиринт из сплошных пересечений ходов? Они так развлекались?
— Сила знания — в развитии, и если жрецы или ученые пользуются только полученным знанием, его далее не развивая, не дополняя, то это ведет к умиранию знания. Эта пещера находится в месте сакральной силы, и жрецы- волхвы, наблюдая здесь необычные явления, на протяжении сотен лет пытались в них разобраться, научиться их использовать. В итоге возник этот лабиринт — вход на Перекресток времен, позволяющий узнать прошлое или заглянуть в будущее. А знание о будущем страшнее знания о прошлом — оно может
— Не для всех этот приговор так жесток, — возразил я.
— Не для всех, — согласился Кузьма, — как и прошлое не у всех в черных пятнах. Я вот знаю, что нашего друга Петра ты порешил собственной рукой, выстрелив в затылок. Испугался, что атаман перестанет тебе верить, нарушил нашу клятву помогать друг другу всегда, во всем и несмотря ни на что.
У меня перехватило дыхание, и лишь через секунду я выкрикнул:
— Неправда!
Эхо подхватило мои слова:
— Правда! Правда! Правда!
— Эхо не обманешь, — улыбнулся Кузьма. — Я знал, что ты здесь останешься, чтобы медленно сгнить, питаясь крысятиной, добровольно обрекая себя на вечную тьму. Ты думал, это твое спасение? Нет, это кара за содеянное тобой, смерть от пули для тебя слишком милосердна. По сути ты мало чем отличаешься от крыс, которыми питаешься, пройдет совсем немного времени, и они пожрут тебя, еще живого, но совсем беспомощного. Я решил взглянуть на тебя в последний раз, посмотреть, во что ты превратился. Но мне пора отправляться за дневником в мой родной подвальчик… Он повернулся, чтобы уйти, а я, сделав шаг вперед, изо всей силы ударил его под левую лопатку — мне не хотелось, чтобы он издал еще хоть один звук.
Моя рука пронзила воздух, и в этом положении я застыл. Кузьма повернулся и горько усмехнулся:
— Хорошо, что напомнил, — мы посовещались с Петром и исключили тебя из своего братства, мы тебе больше не помогаем, теперь ты в самом деле остался совсем один. А мне ты уже ничего не сделаешь: к сожалению, бомба на Лукьяновку упала на день позже — меня уже успели расстрелять. Жаль, что все знания погибли вместе со мной — последним волхвом. Да, это так, я прошел посвящение еще в студенческие годы. Но время безжалостно — мертвы те, кто меня посвящал в таинства наших предков, умер и я, не успев подготовить себе замену. После меня остался лишь мой дневник, спрятанный в полуподвале, в железной коробке, замурованной под умывальником. В нем описано, как с помощью этого лабиринта можно попасть на Перекресток времен. Не все имеют мужество заглянуть в будущее, узнать, что ждет впереди, я испугался этого и был наказан. А вот твое будущее я знаю.
— Ты знаешь, когда и как я умру? — хрипло выкрикнул я.
— Знаю, ты умрешь здесь, но мне пора. — И он вошел в лабиринт, а я еще некоторое время слышал его шаги… пока не проснулся. Я лежал, весь в холодном поту, сжимая в руке нож. Рядом догорала лучина. «Мне это привиделось или в самом деле происходило?» Прислушался — кругом стояла обычная тишина, которую, казалось, ничто не в силах потревожить: ни время, ни война, бушующая наверху.
«Эта галлюцинация — явный признак того, что я схожу с ума. Единственное подтверждение того, что это мне не привиделось, я добуду, если доберусь до
— Вставай, соня. Твоя жена пришла, пивка с воблой принесла. — Леонид словно сквозь вату услышал голос Богданы.
Увиденный сон его не отпускал, мучила мысль — удалось ли Степану добраться до дневника? Или дневник до сих пор находится в полуподвале — мастерской Стаса, спрятанный в стене, в том месте, где был умывальник? И почему он так уверен в реальности этого дневника?
Леонид почувствовал руку жены на лбу и услышал ее тревожные слова:
— Ты весь горишь! У тебя высокая температура — пиво отменяется, поищу, что есть из лекарств.
Леонид рывком сел на постели:
— Я здоров, вновь кошмар приснился.
— Если ты уверен, что это не простуда, то, не откладывая, звони экстрасенсу, договаривайся о встрече. Телефон я тебе уже дала.
— Сегодня я никуда не пойду.
— Хорошо, согласна — выглядишь неважно. Хочешь, я позвоню и договорюсь о приеме на завтра? В шесть вечера тебе подойдет? Нет никаких дел на это время?
— Не знаю, но лучше договариваться буду я сам. Что ты говорила о пиве и сушеной рыбе?
— Сотрудник Костя принес воблу, всех угостил, а я вспомнила про тебя. Пиво по дороге купила, еще холодненькое.
— Где мой самый большой бокал? — зевнул Леонид. — Поужинать тоже не помешает.
Как только пиво из второй бутылки перекочевало в бокал, от стола Леонида оторвал телефонный звонок — это был старый коллекционер, Никодим Павлович.
— Леонид, что ты за мазню выставил на аукционе? — старчески покашливая, спросил Никодим Павлович.
— Мазня как мазня — не хуже других. Тот, кто имеет глаза — пусть увидит, кто имеет художественный вкус — пусть прочувствует, — огрызнулся Леонид.
— Я не говорю, что это полное дерьмо, — начал обработку старичок.
— А я и не соглашусь с подобной оценкой. Видели, сколько просмотров на сайте за это короткое время? Народ интересуется, и цена его не пугает.
— А может, народу интересно, почему на эти картины установили баснословную цену? Народ хочет над этим посмеяться.
— Посмеялись? Тогда будем прощаться!
— Почему ты такой нетерпеливый, горячий? Я же тебе по делу звоню, высказываю свое мнение…
— А мне на ваше мнение начхать! — произнес Леонид и злорадно подумал: «Зашевелились, почувствовали, что здесь вкусно пахнет!»
В трубке на некоторое время воцарилась тишина, видно, Никодим Павлович никак не мог переварить фразу, которой его угостил Леонид. Наконец он вымолвил:
— Ты, Леня, не заносись. Ты еще в подгузниках ходил, когда я серьезные картины покупал, меня знают…
— Знают, как же, знают, сколько известных картин на дурачка купил, за копейки, пользуясь неосведомленностью. В застойные годы выдуривал… — Леонид чувствовал, что его действительно несет, но не мог остановиться.