Каста огня
Шрифт:
Более благочестивые солдаты сторонились еретического оружия и сохраняли надежные лазвинтовки провиденческого образца. Следуя примеру проводников-аскари, арканцы шили себе грубые одежды из лоз и шкур животных, в которых выглядели менее цивилизованными, чем дикари их родного мира. Но, несмотря на мешанину чужацкого и туземного барахла, каждый боец сохранил частичку своего наследия: потертую куртку, галифе с багровыми полосками… начищенные пояса и разгрузки из кожи быконосорога… плосковерхие кепи с кокардой в форме бараньего черепа, символа Конфедерации —
«Пираты! Мы похожи на Троном забытых пиратов», — печально решил Мэйхен.
— Он там, с ведьмой, — произнес Валанс, прервав раздумья капитана. Джон фыркнул, раздосадованный, что позволил разведчику подойти незамеченным. Казалось невероятным, что такой здоровяк передвигается настолько бесшумно; впрочем, Жак оставался одним из немногих серобоких, к которым рыцарь не потерял доверия.
— Влетел в лагерь, как подорванный, — продолжал Валанс. — Прямо к ней кинулся. Не очень-то это благопристойно, она ж ещё и дамочка полковника, и всё такое.
Джон кивнул под шлемом, узнав «Часового», который стоял рядом с командным судном Катлера. Хардин отсутствовал почти два дня, тенью следуя за идиотом-комиссаром, пытавшимся отыскать 19-й в Клубке. Сам Мэйхен не понимал одержимости другого капитана их преследователем и не обращал на это особого внимания, но недопустимо было, чтобы кавалерист вот так бродил по джунглям, когда столько поставлено на карту. В отсутствие полковника они отбросили прежние размолвки и работали вместе, чтобы удержать полк на плаву, но порочное пристрастие разъело Вендрэйку мозги. Пришло время разобраться с этим вырожденцем.
Как Отчаянье Бред порождает, так и Бред порождает Разлад…
— Заткнись ко всем Преисподним, ты, дохлый ублюдок! — прорычал Мэйхен, и, не обращая внимания на вопросительный взгляд разведчика, зашагал к командному судну.
— Успех нашего плана балансирует на острие ножа, зависит от полной синхронности участников, — настаивала Скъёлдис. — Что, если Энсор позовет, а тебя не будет на месте, Вендрэйк?
— Так спроси его, — ответил капитан. — Я же знаю, ты можешь. Вы общаетесь таким образом с тех пор, как они забрали его.
— Всё не так просто. Полковник — не псайкер, на таком расстоянии сложно коснуться его разума, и это причиняет Энсору боль. Мы составили расписание…
— Что ж, очень скверно, потому что комиссара вот-вот распишут. Мужик плывет прямо в чертову Мясную Кладовку! — прошипел Хардин. — Ты вообще представляешь, что ждет его там?
— Я…
— Вендрэйк! — заорал с берега Мэйхен. — Вендрэйк, вытаскивай свою грибком поеденную задницу с этой лодки! Поговорить надо!
Скъёлдис взглянула на дверь каюты, но взволнованный кавалерист обхватил её запястье.
— Спроси его!
Субъект-11 простонал и начал содрогаться, натягивая
— Да… — прошептал заключенный, и багряная струйка потекла из его правой ноздри. — Иди за ним.
Внезапно голова пленника резко откинулась назад, и он посмотрел прямо на о’Сейшина глазами, пылающими коварной злобой.
— Троица во мне! — хрипло взревел узник, после чего безжизненно осел в кресле. Посланник с неуверенностью наблюдал за человеком, но тот не двигался, и тау осторожно подлетел обратно к барьеру.
— Вы нуждаетесь в медицинской помощи? — спросил о’Сейшин. Заключенный мгновенно открыл глаза и взглянул на посланника сквозь спутанные белые волосы.
— Я не совсем понимаю, о чем вы, — добивался ответа тау, одновременно думая, не отступить ли вновь. — Кого вы просили привести?
— Просто думал вслух, — просипел изможденный пленник, выпрямившись с заметным усилием. — Мы, люди, иногда делаем так — особенно, если свихнемся.
— Данные проведенного обследования указывают, что ваши когнитивные способности в норме, — заметил о’Сейшин. — Впрочем, у вас проявляются симптомы серьезного расстройства личности, возможно даже, латентной шизофрении…
— Приятно это знать, — фыркнул заключенный.
— Вы правы, друг мой, познание себя — первый и последний шаг на пути к просвещению.
— Я тебе не друг, синекожий.
— Признаю, что так и есть, но всё же стремлюсь преодолеть различия между нами, Энсор Катлер, — ответил посланник.
— Знаешь, Си, ты очень гладко выражаешься для ксеноса-бумагомараки.
— Благодарю, таково мое призвание. Я был рожден ради этого.
Катлер издал глухой, издевательский смешок.
— Вы думаете, что я не понимаю сарказма, Энсор Катлер? — ноздри развеселившегося тау вздрогнули. — Вы ошибаетесь. Я из водной касты, и, как уже упоминал прежде, переговоры — мое призвание…
О’Сейшин сделал паузу и закончил более сбивчиво:
— Сукин-ты-сын!
На этот раз хохот узника был искренним.
— Но вы… — тау наклонился вперед на своем летающем насесте. — Вы решили общаться в манере тупого варвара, которым, совершенно очевидно, не являетесь. Зачем же так настойчиво придерживаться ложного образа?
— Да ты сегодня прям сыпешь вопросами, а, Си?
— Это…
— Твое призвание! Ага, насчет этого до меня уже дошло, — перебил Катлер. — Слушай, почему бы вам просто не прислать сюда плохого ксеноса и начать веселье с иголками и оголенными проводами, или что там вы, синекожие, используете, чтобы добиться ответов? Потому что мне нечего тебе сказать.