Касторп
Шрифт:
— Это мои друзья, — доверительно пояснил он. — Можешь пойти по этому адресу, и тебя примут и помогут при любых обстоятельствах.
Изумленный Ганс Касторп уже собирался ответить, что не предвидит такого поворота событий, чтобы ему понадобилось обращаться за помощью к незнакомым людям, поскольку в жизни он отлично справляется сам, но времени пускаться в объяснения не было: грузчики, поднявшиеся на палубу «Меркурия» вслед за чиновником портовой охраны, уже снесли кофры и чемоданы пассажиров на набережную. Так что он лишь сказал: «Большое спасибо, господин Фидлер» — и спустился по крутым ступенькам трапа вниз, сунув конверт в жилетный карман. И последним сел на скамейку деревянного экипажа, который, по правде сказать, не напоминал ни одно из известных ему средств передвижения по суше. Возчик хлестнул двух вялых першеронов, и вся компания отправилась в недалекий путь до пристани, где уже ждало под парами маленькое, крытое только брезентовым навесом суденышко с прелестным, хоть и банальным названием «Водяной».
— Dancika vaporetto, —
— Возьмем извозчика вместе, — сказал голландец, когда они по деревянным ступенькам поднялись на Долгое побережье. — Я всегда останавливаюсь в гостинице «Deutsches Haus», это недалеко, но не везти же в трамвае такой сундук. Чем вы его набили? — Кьекерникс, хихикая, указал на вправду огромный чемодан Касторпа. — Надеюсь, не теплым бельем? Я, дружище, даже когда плыву на Борнео, беру с собой только это, — он потряс несессером, походившим на врачебный саквояж сельского хирурга. — С другой стороны, книги мне не нужны, а кальсоны и рубашки я покупаю на любой географической широте. Порой это более увлекательное занятие, чем охота на газелей. — Он снова захихикал, указав кивком на сворачивающих в сторону Зеленых ворот пастора Гропиуса и мадам де Венанкур, за которыми два носильщика тащили двухколесную тележку с целой горой чемоданов. — Поедемте со мной в гостиницу, позавтракаем, — сменил он тему. — У них там превосходный портер, а вы… ну конечно же, мне следовало первым делом спросить, куда вы, молодой человек, собственно, направляетесь?
— Лангфур, Каштановая улица, — нерешительно ответил Касторп. — Надо доехать до вокзала, потом поездом…
— Да это же на краю света! — перебил его Кьекерникс. — Исключено, я вас приглашаю позавтракать, а там поглядим, как вам лучше добраться в такую даль!
Перспектива была не слишком соблазнительной, но они уже шли рядом, а за ними носильщик вез на тележке огромный и тяжеленный чемодан Касторпа. Как минуту назад пастор Гропиус и мадам де Венанкур, они свернули с Побережья в Зеленые ворота, за которыми без труда поймали извозчика. Будущий инженер испытывал легкое раздражение из-за проявленной слабости. Ему следовало бы отказать Кьекерниксу — отнюдь не потому, что он оценил голландца так же, как мадам де Венанкур, а по причинам более веским: у него ведь был некий план, заранее продуманный распорядок дня, согласно которому он должен был добраться до квартиры госпожи Вибе, распаковать вещи, ознакомиться с расписанием движения трамваев и, наконец, нанести первый визит в политехникум, на кораблестроительный факультет, где надлежало сообщить о своем прибытии. Разумеется, завтрак с чудаковатым, если не сказать эксцентричным представителем бельгийской деревообрабатывающей компании не внушал опасений и не был решительно противопоказан, однако, как ни крути, это означало, что он, хоть и в незначительной степени, доверяется случаю. И еще одно удивило и озадачило Ганса Касторпа, а именно: он перестал колебаться в тот самый момент, когда Кьекерникс упомянул о превосходном портере, каковой якобы подают в «Deutsches Haus».
Занятый такими размышлениями, он не обращал внимания на дорогу, и в памяти застревали только отдельные названия, которые небрежно перечислял голландец: Золотой дом, фонтан Нептуна, Двор Артуса[8], Главный почтамт, Золотые ворота, Тюремная башня — кажется, в такой последовательности. Улица, по которой они ехали, уже просыпалась, однако еще далеко было до дневной лихорадки, когда из здания Биржи выходят на обед маклеры, газетчики выкрикивают заголовки с первых полос, кафе трещат по швам, а трамваи дружно скрежещут на разъездах, трезвоня электрическими звонками. В лучах утреннего солнца пролетка проезжала мимо поднимаемых жалюзи магазинов, стоящей на тротуаре тележки молочника, прислуг с корзинами для покупок и заспанного полицейского, который, в эту пору ничем особо не занятый, стоял посреди пустого перекрестка с выражением всего лишь служебной готовности на лице. Кьекерникс велел извозчику, прежде чем остановиться перед фасадом гостиницы, сделать небольшой крюк и объехать вокруг просторную площадь Угольного базара — исключительно для того, чтобы показать Касторпу Большую оружейню, некогда построенную голландскими архитекторами. Это выглядело странным — трудно было предположить, что голландцу свойственно чувство национальной гордости, — однако, видимо, господин Кьекерникс обладал и таким качеством: его явно обрадовало, что молодой человек оживился и даже задал несколько вопросов. Пролетка обогнула домики, прилепившиеся к Тюремной башне, свернула в еще одни ворота, название которых сразу вылетело у Касторпа из головы, и въехала на широкую современную дорогу, при которой стояла гостиница.
— Ну, какой там адрес? — громко спросил Кьекерникс, одновременно вручая извозчику банкноту и не прося сдачи. — Напомните-ка, прикажем доставить ваш сундук прямо хозяйке в руки!
Это новое обстоятельство смутило Касторпа. Разумеется, предложение было весьма заманчивым, но, с другой стороны, если он правильно запомнил сведения, почерпнутые из путеводителя Брокгауза, район Лангфур (Вжещ) находился в добрых пяти километрах от центра. Таким образом, он еще до завтрака становился должником Кьекерникса, при том что сумма превышала стандартную цену поездки с вокзала, и потому довольно решительно заявил: «Я заплачу!», после чего, спрыгнув на тротуар, полез за бумажником.
— Исключено, — Кьекерникс, уже стоявший рядом, крепко схватил его за запястье. — Вы еще успеете потратить кучу денег, молодой человек, да и получается, что это я, если можно так выразиться, ввел вас в расход, поскольку вы любезно приняли мое приглашение. Повторяю: исключено! Говорите, куда везти багаж?
— Вжещ, Каштановая улица, 1, второй этаж с фасада, госпожа Хильдегарда Вибе, вдова обер-лейтенанта императорского гусарского полка.
— Запомнил? — рявкнул Кьекерникс, обращаясь к извозчику. — Ну, гони, а мы с вами, дружище, за стол!
Только сейчас Касторп заметил, что наблюдающий за этой сценой гостиничный швейцар усмехается в усы, как будто видел подобное уже не раз; впрочем, возможно, Гансу так только показалось, потому что услужливо распахнувший перед ними широкую дверь, согнувшийся в поклоне верзила в униформе не похож был на человека, способного улыбаться.
— Проклятое мое брюхо, как говаривал Одиссей. — Кьекерникс при виде белоснежных скатертей, изысканной сервировки и батареи бутылок, торжественно выстроившихся на подсобном столике, впал в состояние эйфории. — Первым делом я обязан ублажить тебя и лишь потом — душу!
Начали с теплых хрустящих булочек с ветчиной, к которым подали яйца всмятку и кофе с молоком. За ними последовали еще несколько разных видов хлеба, сыры, копчености и изумительные маринованные корнишоны, которые, вкупе с холодным Jopenbier[9], составили преудивительный для завтрака натюрморт. Ганс Касторп отхлебывал по маленькому глоточку из стеклянной кружки, поскольку спиртное в эту пору дня после короткого сна на корабле могло подействовать на него расслабляюще, чего он хотел бы избежать ввиду предстоящей необходимости выразить свое почтение госпоже Вибе и отдать должное обещанному голландцем портеру. Кьекерникса же ничто не сдерживало — он прямо объявил, что встреча с неким Рыпсом, представляющим интересы графа Потоцкого, назначена на следующий день, и до этого времени он не намерен потворствовать своим аскетическим склонностям, чем — под влиянием суровой мадам де Венанкур и преподобного Гропиуса — занимался на палубе «Меркурия» с раннего утра.
Оба громко и от души рассмеялись.
— История с французом, пытавшимся отсудить собственность в деревне, в свое время попала в местные газеты, — сообщил Кьекерникс, одновременно подзывая кельнера. — Кто-то из этих Венанкуров, еще при польском короле, который, как всякий польский король, вступил на трон, чтобы тут же его потерять, купил там землю и построил усадьбу. Сто лет спустя, когда Наполеон осаждал город, какой-то очередной Венанкур оказал императору помощь. Поэтому прусские власти по своем возвращении якобы заставили владельца имения, угрожая судом и тюрьмой, продать принадлежащую ему собственность за бесценок. Нынешний Венанкур, супруг нашей доброй знакомой, — Кьекерникс подмигнул, — желает ту странную сделку оспорить.