Катакомбы военного спуска
Шрифт:
Туча получил пиковый туз, и едва он достал карту, Таня увидела, как он облегченно вздохнул и расслабился. Все эти дни Туча страшно мучился тем, что из-за череды неприятных событий ему могут понизить ранг и перевести в разряд «трефовых». Ранг понижался всегда путем общего голосования среди всех воров и обратного хода не имел. То есть можно было получить понижение и дальше двигаться только вниз, а вот подняться – уже никогда.
Но Туча сохранил свое место, сохранил свое имя, и это означало, что его не винят в череде страшных и печальных событий. В этом была очень большая заслуга Тани, чьей идеей было скрыть недостачу в общем и быстро добыть нужную сумму, чтобы Туча мог предъявить всю сумму на сходе и доказать, что
Сама же Таня, к своему огромному удивлению, получила пиковую даму. Ни на какую масть она вообще не рассчитывала и даже не думала, что ее пригласят на сход. Но, тем не менее, приглашение было получено, и было достаточно высоким, хотя сама Таня подозревала, что к этому приложил руку Туча. Ведь без его влияния и без его слова никто не позвал бы ее на сход.
По традиции, идти к месту схода было необходимо пешком, оставив всю свою охрану и дорогие машины. Вот уже много лет подряд сход проходил в одном и том же месте – в катакомбах под Военным спуском. Одно из помещений было очень удобным. Оно находилось в толще ракушняка, образовалось еще в XIX веке и использовалось как военный и продовольственный склад. Расположено было во дворе дома № 18 по Военному спуску, в одном из самых колоритных дворов Одессы. А само здание в самом центре города было известно как дом Осипа Чижевича и находилось под Сабанеевым мостом.
Через ходы в подземных лабиринтах можно было оказаться на разных улицах и легко, спокойно уйти от любой облавы и погони. Эти залы с высоченными потолками создавали атмосферу мрачного торжества – каждый сход был похож на некий готический спектакль. И Тане, и Туче доводилось уже бывать в этом месте.
На Таню это подземелье всегда производило самое мрачное впечатление – она не любила катакомбы. А вот Туча, склонный к некой театральности, чувствовал себя как рыба в воде.
Они прошли через притихший двор, все окна в котором были темны, спустились в подвал и постучали в наглухо закрытую железную дверь. Она приоткрылась – ровно настолько, чтобы пришедший мог просунуть в щелочку свой пропуск. После изучения пропуска его впускали. Заходить полагалось по рангу, поэтому первым вошел Туча, а Таня – за ним. Проверка длилась не долго. Вскоре они оказались в мрачном, тускло освещенном зале, стены которого тонули в темноте.
Глава 6
Ярко горящая лампа в жестяном колпаке, вызывающем в памяти вагонные теплушки времен гражданской войны, разруху, ночные кровавые перестрелки, была подвешена за веревку к балке потолка и высвечивала на дощатом столе обширный круг, оставляя в тени лица тех, кто сидел за ним.
В центре круга на тарелках лежали яблоки, апельсины, стояли бутылки с пивом. Туча поморщился, вспоминая старые воровские традиции, когда пиву нечего было делать на сходе. Но время вносило свои коррективы. И в те годы, когда сходы проводили настоящие короли, большинство тех, кто сидел за этим столом, были лишь босяками, уличными беспризорниками, дешевой и пустой воровской шпаной, которую бывалые люди с копейками гоняли за самогоном и пивом.
В зале было не так много людей. То, что их лица оставались в тени, было задумано намеренно – так было всегда. С удовлетворением Таня отметила про себя, что на столе отсутствует колода карт. Появление ее было очень плохим признаком, это означало, что кого-то собираются лишить его положения, либо – что еще хуже – вынести смертный приговор.
Умостившись рядом с Тучей в конце стола, Таня внимательно вглядывалась в лица собравшихся здесь, проступающие сквозь тень. Многих из них она видела впервые.
Было понятно, что эти люди впервые попали на сход, это были новые воры из областей, держащие в своем подчинении деревни и областные центы. Они заметно нервничали, чувствовали себя не в своей тарелке, не знали, как себя вести, куда деть руки, что и когда говорить, а оттого ерзали на скамье, как нашкодившие школьники, которых в любой момент строгий учитель может дернуть за ухо.
Таня улыбнулась про себя этому сравнению. Да нет никакого строгого учителя! Давным-давно уже нет! Был Японец, своей железной волей держащий в кулаке всю эту свору. Человек, сумевший сделать невозможное: объединить и организовать воров, навести нечто вроде порядка в этом пестром хаосе человечьих отбросов, сделать так, чтобы последние не чувствовали себя обездоленными, а первые еще больше не лезли вперед. И чтобы все вместе, и те, и другие, шли к своей общей цели – обогащению воровским путем и возможности избежать за это ответственности.
Тогда даже в самых отдаленных закоулках и лабиринтах трущоб, в самых низкопробных «малинах» для последних подонков и забулдыг был порядок. Но это было тогда.
Давно уже нет Японца, а место его никто не сумел занять. Оттого в бандитский мир вернулся хаос.
Другой мир… Таня вдруг задумалась – где же ее место в этом мире? Неужели среди этих неумных, малоудачливых деревенских воров, выдвинуться которым, как это ни парадоксально звучит, помогла советская власть?
Тупые и жадные, они начинали свою карьеру, воруя у своих односельчан, людей несчастных и обездоленных, тех, кто не знал пощады ни от банд, ни от войны, ни от советской власти, кто на голом клочке выжженной земли пытался отстоять самое справедливое и тяжелое право – право на жизнь.
Никогда в те, прежние, времена их не посадили бы за этот стол. А теперь они стремились изо всех сил вверх, туда, где природная алчность, жадность и подлость расцветали пышным цветом, давая самые немыслимые плоды.
Никогда не сели бы эти селюки с Тучей и с ворами старой гвардии! Но новый мир означал новые правила. И рядом с Тучей сидело такое вот тупое убоище с поросячьими глазками, украсившее свою жирную шею медальоном с цветочками. Не понимая в своей безграмотной дурости, что это не кусок золота, а женский медальон… Таня не смогла бы сесть рядом с таким!
Доблесть нового времени – обирать нищих крестьян, стариков, одиноких женщин, облагать данью просящих милостыню на улицах беспризорных детей… Таня не могла, не хотела жить в этом новом мире. А раз так – где найдется место ей, и есть ли вообще ее место на земле?
Тем временем за столом тек не спешный, ленивый разговор, состоящий из общих фраз. К нему можно было и не прислушиваться, Таня и без того знала его смысл.
Обсуждали последние дела и аресты, да сумму, уходящую в общий котел. Этот мирный, нейтральный разговор не касался опасности, угрожавшей ее другу, и Таня могла не принимать в нем участия. А потому ничто не мешало ей погружаться в свои такие безрадостные мысли.
Она не спускала глаз с сидящих за столом старых и новых воров. Старые, все как один, выглядели уставшими и сильно потрепанными жизнью.
Фрол. Когда-то он держал в кулаке всю Слободку и Бугаевку. Несмотря на свои годы, оставался в форме – грозный старик с горящими глазами и окладистой седой бородой. Если б не жесткость взгляда и мрачное выражение лица, его можно было бы принять за библейского патриарха. Фрол был человеком старой гвардии, начинал свою карьеру еще при Японце, долго был другом и Тучи, и Мишки. Уверенно пошел в гору благодаря суровой справедливости и жесткости решений. Он и сейчас умел управляться с людьми, и сейчас держал всех в кулаке, и, как ни парадоксально это звучало, но и Слободка, и Бугаевка вдруг превратились в благополучные районы.