Катастрофа. Том I
Шрифт:
Тысячи людей стали устремляться к воздухоплавательным станциям. Аэромоторы, аэробусы и гигантские, 400-местные аэрокары, недавно построенные на воздушных верфях Эллиса, Дависона и Комп., брались с боя. Полиция совершенно не в состоянии была сдержать этот бурный человеческий поток. Экипажи воздушных судов тщетно убеждали толпу, что если на них набьется слишком много пассажиров, это может повести к страшным катастрофам: с энергией отчаянья, как если б они находились в охваченном пожаром здании, люди пробивались вперед, к той двери, за которой они видели спасение.
На некоторых воздушных
Катастрофы становились все чаще. Перегруженные аэробусы, аэромоторы и аэрокары то и дело терпели крушения.
Но самое ужасное пришло потом. Через несколько дней летательные аппараты стали подвергаться в пути нападению зоотавров. Вначале нападения имели место только после заката солнца, а потом стали происходить и днем. Какой-нибудь зоотавр, спустившись с фантастической быстротой откуда-то с высоты, налетал на воздушное судно, которое мгновенно охватывалось пламенем и горящей массой падало вниз, причем от находившихся на нем людей оставалась лишь груда обуглившихся костей. Люди снизу прекрасно видели все перипетии катастрофы, и мистический ужас сковывал сердца.
Но бывало и другое, гораздо более страшное; случалось, что зоотавр, вместо того, чтобы налететь на воздушное судно, поражал его на расстоянии своим смертоносным световым столбом, сущность которого составляла загадку для ученых. Астрономы, наблюдавшие за катастрофой со своих обсервационных пунктов, видели, как длинный, тонущий в облаках, сноп голубоватого света протягивался вдруг к воздушному судну, как оно в то же мгновение загоралось, превращалось в огромный пылающий факел, который зловещим заревом охватывал небо и, разбрасывая во все стороны клочья огня, стремительно падало вниз.
Казалось, что зоотавры твердо решились раз навсегда положить конец попыткам человека подняться над землей. И они этого достигли. Скоро не находилось уже охотников летать куда бы то ни было. Никакие Тунисы, Уралы и Новые Гвинеи никого уж не соблазняли. Воздухоплавательные станции, парки и верфи мало-помалу пустели; уцелевшие воздушные суда печально покачивались в нескольких жалких метрах от земли, напоминая гигантских птиц с перебитыми крыльями, которые уже не в силах были поднять их ввысь, в безбрежную гладь воздушного океана.
Еще так недавно человеку казалось, что небо вот-вот откроет ему свои великие тайны. Каждый новый успех в области воздухоплавания окрылял его новыми надеждами. В своей гордыне он уже мысленно возносился далеко за грань доступного его взору. Царь земли не на шутку собирался присоединить к своим владениям новые миры и возложить на свою главу новую корону. Но явились зоотавры — и гордые мечты рассеялись как дым. Они прогнали человека с моря и закрыли ему доступ к облакам. Они насмеялись над его гордыней и из царя природы разжаловали в жалкого раба ее, бессильнейшего из бессильных, беспомощнейшего из беспомощных. Они снова загнали его на жалкую, грязную землю и так придавили его тяжелым, как могильная плита, страхом, что он уж не решался поднять голову к солнцу.
IX
По инициативе президента Европейских Соединенных Штатов был созван в Париже международный съезд для обсуждения создавшегося положения.
Президентом в это время был председатель Европейской ассоциации инженеров, Виктор Стефен, родившийся во Франции от отца-англичанина и матери-немки, что, наряду с прочими его достоинствами, сделало его вполне приемлемым кандидатом для Франции, Англии и Германии. То обстоятельство, что в жилах его текли несколько капель итальянской крови и что один из его предков долгое время жил при дворе русского императора Александра I, еще более облегчило его избрание на пост президента Европейских Соединенных Штатов. К тому же, он пользовался огромным престижем в среде инженеров, которые в эту эпоху были всесильны и фактически правили миром.
Согласно конституции, президент Европейских Соединенных Штатов должен был жить поочередно в наиболее крупных столицах Европы, но главной его резиденцией считался Париж.
Первый налет зоотавров застал Виктора Стефена в Лондоне. Взволнованные французы потребовали его немедленного возвращения в Париж. Англичане поворчали немного, но, понимая всю неуместность конфликтов в такой ответственный момент, уступили, и президент на аэромоторе перелетел в свою постоянную резиденцию, — роскошный дворец в Булонском лесу, выстроенный лучшими инженерами Европы.
Несмотря на свою необыкновенную тучность (он весил 115 кило), Виктор Стефен проявил в эти роковые дни совершенно исключительную энергию. Дни и часто ночи напролет совещался он с представителями власти и всевозможными специалистами о мерах спасения от внезапно нагрянувшей беды, председательствовал в многочисленных комиссиях, посещал наиболее пострадавшие места, причем обнаруживал полное пренебрежение к своей личной безопасности. Парижане очень любили его и в последние дни дали ему прозвище «наш зоотавр», вкладывая в это прозвище гораздо больше любви, чем насмешки.
На президента возлагались большие надежды. Он это чувствовал и страдал от сознания своего бессилья. Часто после долгого трудового дня он не мог всю ночь сомкнуть глаз и ломал себе голову, стараясь что-нибудь придумать для борьбы с грозной напастью, нежданно-негаданно обрушившейся на землю. Мировой масштаб этой напасти требовал и борьбы с ней в мировом масштабе. Поэтому Виктор Стефен и решил созвать международный съезд.
Съезд оказался далеко не полным. К этому времени воздушные и морские сообщения были уже почти совершенно парализованы, и многие государства при всем желании не могли быть на нем представлены. Не прислали делегатов не только далекая Австралия, Африка, Канада и южно-американские государства, но даже Азия почти совершенно не была представлена на съезде: делегатам Японии, Китая, Индостана или Персии пришлось бы совершить слишком долгое путешествие, которое, при отсутствии воздушного сообщения и приостановке, во многих местах, движения по железным дорогам, являлось бы чем-то вроде экспедиции на северный полюс.