Категория трудности
Шрифт:
Ниже, намного ниже, на леднике, где стужа лютует не так беспощадно, мы много раз натыкались на этих птиц. Они… валялись в сухом снегу, рифлили ледяную броню, врастая камнями в ее поверхность. Но здесь! Здесь, высоко над уровнем джек-лондоновского Юкона, в мире белом, но не таком уж безмолвном, мире, который оглушающе дышит смертоносным морозом, увидеть этот трепещущий комочек жизни?!
Борисенок, боясь шевельнуться, неподвижно стоял неловкой позе, расставив ноги в широких снегоступах выставив ледоруб вперед. Считая, возможно, свое поведение излишне сентиментальным, решив, что в моих глазах выглядит глуповато, он в смущении опустил глаза но исподволь поглядывал на пернатого пришельца. У него были веские основания оценивать свое поведение, мягко говоря, безответственным: несколько минут неподвижности чреваты в лучшем случае сильной простудой, – на термометре 35 градусов ниже нуля! Птичка явилась прекрасным тому примером: продлила себе жизнь на минуты, может быть, даже на часы тем, что, выбиваясь из сил, продолжала полет и решилась на остановку, лишь завидев теплое пристанище. Олег не двигался, он опасался вспугнуть это хоть и обреченное, но пока еще живое существо. Он только позволил себе негромко сказать:
– Нашла где устроить бивак! Что с ней делать? Не сажать же в рюкзак?!
Птичка погостила недолго. Чувствуя, видимо, что застывает, она взмахнула крыльями и полетела дальше. Потом, когда стали на бивак, я вспомнил про нее и некстати сказал:
– Ничего не сделаешь. Погибнет! Олег сразу понял, что я имею в виду:
– А вдруг нет? Они здесь привыкшие… Живое приспосабливается. Мне иногда земля кажется опытной фабрикой, рассадником, где постепенно отодвигается барьер непереносимости. Когда он дойдет до нужной отметки, когда вырастет устойчивая рассада, кто-то и как-то начнет закидывать ее на другие планеты. Может, во вселенной еще только готовится жизнь?
– Слушай, Олег, – усмехнулся я, – не понимаю, почему ты не стал фантастом?
– Смеешься! Чем гоготать, лучше вспомни Рея Жанета. Человек пережил на этой горе 60 градусов мороза! Не сидя внизу у печки, а на большой высоте, при скудном кислородном пайке. А кислород – питание крови, а кровь – наше отопление.
– Он долго привыкал. 21 раз ходил сюда с клиентами.
– Вот-вот! Привыкал! О том и речь.
Внизу, на леднике, где стоит наш базовый лагерь, соседи-американцы познакомили нас с этим человеком. Сенсационные подробности его жизни произвели на меня понятное впечатление. Забывшись, я смотрел на него так, словно находился в музее. Это было не только хорошее, но и полезное чувство.
В тот же день чуть раньше, когда маленький, спортивного типа самолет высадил на ледник последнюю нашу связку, на глаза нам попалась двойка канадцев. С поникшим видом они сообщили, что запоролись на тяжелом ледовом участке. Они говорили: это адово место, ничего подобного нигде никогда не встречали и одолевают его скорее всего только те, кто пользуется какими-то специальными, хитрыми приспособлениями. Но сильнее всего они хлестнули нас информацией о своем близком знакомстве с Мак-Кинли – прежде они уже поднимались на вершину этой горы, однако другим, более легким путем.
Здесь со мной Эдуард Мысловский, Олег Борисенок, Валентин Иванов, Сергей Ефимов и Алексей Лебедихин. Все мы опытные высотники, хорошо знаем нрав высотной стихии, научились с ней ладить. Но сознание наше буквально гвоздем прошивает мысль, что нас ожидает спор с высотой, которая находится в трех градусах от Полярного круга, что мы на Аляске и хотим покорить знаменитую гору Мак-Кинли. Еще в Сиэтле, принимая у себя дома, руководитель района архитектор Алекс Бертулис, интеллигентный, искренний человек, ставший нашим другом, откровенно сообщал нам, что связывался по телефону с шефом пилотов и тот передал: на Аляске сейчас холодней, чем обычно бывает в это время года.
– Можно остаться без пальцев! – предупредил Алекс. – В этом сезоне на вершину еще никто не поднимался. Хорошо подумайте, прежде чем изберете маршрут. В случае осложнений вам, конечно будет оказана помощь, но скажу прямо: спасательный вертолет обойдется американским альпинистам в немалую копеечку.
Нам были дороги эти слова. Мы оценили доверие Алекса – он полностью доверял нашей совести. Он не стал нас уговаривать двигаться легким маршрутом, а предложил взвесить свои возможности и учесть при этом, как говорят, привходящие моменты. Позднее, в Москве, один мой знакомый сказал на сей счет: это все равно, что угощать гостя и объявить ему, во что обошлось угощение. Ничего общего! В альпинизме действуют законы деловой этики. Подмену деловой этики бытовой мы называем неуважительным словом «кокетство».
К вершине горы ведет много маршрутов, из которых несколько традиционных, наиболее легких, если это слово вообще применимо к самой высокой горе Аляски. Статистика, со свойственной ей пунктуальностью, установила основные причины несчастных случаев на Мак-Кинли: здесь 2 процента погибли от срывов, 7 процентов – от болезней и 91 процент – в результате плохой погоды. Но статистика не рассуждает – она что видит, то и поет. Зато она наводит на размышления. Такой процентный расклад обусловлен другим фактором: большинство восходителей двигаются к вершине наиболее простыми дорогами. Боже упаси нас узнать, как бы выглядела статистическая арифметика, если львиная доля претендентов потянулась бы маршрутами Кассина а и Вестриб (Западное ребро). Боюсь, что в пункте «срывы» цифра бы сильно подскочила.
С этим нелегким для нашей психики информационным грузом прибыли на ледник, и здесь, сочтя, вероятно, что слишком высоко все-таки держим головы, судьба послала нам встречу с двойкой канадцев. Мало того, почерпнутые из их уст неутешительные сведения пополнились еще одним фактом. Парни тянули за собой сани груженные мусором: банки, коробки, полиэтилен, бума-га, ящики… Да, хозяева держат горные склоны в идеальной чистоте. Уж как им удалось создать эту традицию, не знаю, но ни один местный альпинист не позволит ни себе, ни другим замарывать горы отбросами. Все отходы человеческого быта собираются в тару и спускаются вниз. На наших глазах канадцы высыпали мусор в контейнер. Потом его заберет самолет и унесет с ледника. Это прекрасно! Но на наши плечи легла еще одна забота. Всю сумму условий следовало учитывать, выбирая маршрут. Однако идти к вершине путем наименьшего сопротивления – в буквальном смысле этого выражения – значит сразу спасовать, объявить уровень нашей альпинистской школы весьма незавидным. Поэтому о простых путях подъема у нас просто и речи не велось. Их словно и вовсе не было, в каком бы мрачном свете ни представала перед нами картина будущего восхождения.
В Анкоридже, куда мы прилетели из Сиэтла, сопровождавшие нас американцы Майк Хелмс и Рейли Мосс потешили нас веселеньким разговором о том, что два дня из трех на горе стоит плохая погода, и о том, что это такое, когда здесь плохая погода. Они вдруг затеяли воспоминания о своих, так сказать, ампутированных знакомых, покорителях Мак-Кинли. И у нас сложилось впечатление, что среди их знакомых вообще нет неампутированных. Разумеется, они это делали без всякого умысла, ибо хорошие, веселые парни и относились к нам с самой искренней дружбой. Просто они настолько привыкли к своему району, что вести подобный разговор для них столь же несложно, как, скажем, прозектору закусить за анатомическим столом. В общем все здесь складываюсь так, чтобы мы, не дай бог, не вздумали как-нибудь по-своему толковать популярную формулировку: «Мак-Кинли – самая скверная гора в мире».
И вот сейчас, на леднике, как ясный день, явился нам Рей Жанет. Вот альпинист, который 21 раз поднимался на вершину (правда, одним и тем же путем, и не самым сложным) и жив, здоров, весел. Да! Мы не могли тогда знать, что два года спустя этот самый морозостойкий человек на земле замерзнет на Эвересте при спуске – побывав на вершине! – на высоте 8500 метров при очень непонятных обстоятельствах…
Хороший шанс из трех возможных выдался сразу. Пилот Хадсон высадил нас на юго-восточной ветви ледника Кахилтна на высоте 2134 метра и сказал: «Это я вам включил хорошую погоду».