Катерина. Враг мой любимый
Шрифт:
– Давай, пошла!
Девчонка ловко повязала платок на голове и поднялась вверх по трапу. Я невольно проводил ее взглядом. Казалось, что на ней не было грубого мешковатого платья и стоптанных арестантских башмаков, такой легкой была ее походка. Почувствовал, как спина покрылась бусинками пота, несмотря на прохладу. Об инциденте уже все забыли, заключенные успели подняться по трапу и за ними медленно, лениво поднимались конвоиры.
Я схватил Ивана за шиворот и дернул к себе:
–Кто это? – Хрипло спросил и откашлялся – Кто она?
– Катька? Та еще ведьма! А хороша, правда, Ваше Благородие? Ух, как хороша! Дьявол в ангельском
– А почему княжна?
– За физиономию смазливую, да кожу белую и прозвали. Красивая она сучка такая.
– Что ещё говорят? – я удерживал его за шиворот, глядя в мутные серо-зеленые глаза. – Как сбежать смогла?
– Говорят помогли ей, Ваше Благородие. Прихожанина совратила из роду знатного. Он её за пределы монастыря вывез, а она от него тоже улизнула. Сам Сиятельство и донес куды пебегла, и изловить помог. Бабы – они все шлюхи продажные, – рыжий сплюнул, – За кусок хлеба ноги раздвинут, сами на колени станут и рот раззявят. Эта пока строит из себя недотрогу. Хотя, рано или поздно и она надломится. В ссылке жизнь не сладкая, а голод не тетка. С таким смазливым лицом не пропадет, будет ублажать какого-нибудь начальника. Видели, та еще сучка хитрая! Все грязные, как курицы ощипанные, а эта мылом пахнет. Полюбовничала видать с командиром судна каторжного. С капитаном Авдеевым. Царство ему небесное сгорел несчастный. Такая роскошь, как мыло и гребень этим подлюкам задарма не достается.
Я разжал пальцы и посмотрел на рыжего. На секунду стиснул челюсти, хотелось выбить пару зубов конвоиру, чтоб не сквернословил при командире, но сдержался.
– Надолго её туда? – сквозь зубы, сдерживая ярость.
Тот пожал плечами.
– А леший его знает. Пожизненно, наверное. На святое посягнулась. Иконы говорят старинные были, ценные. Так и не созналась кому отдала их или где спрятала.
Я похлопал конвоира по плечу.
– Ступай. Смотри за ними. С тебя если что спрошу. Бить не сметь без моего ведома.
И поднялся по трапу следом за ссыльными. Женщинам выдали тюфяки, набитые соломой и казенные суконные одеяла. Разместили их на верхней палубе, предварительно растянув навес из парусины, от дождя и ветра. Матросы то и дело сновали туда-сюда и с интересом поглядывали на женщин, которые появились внезапно в таком количестве.
Глава 2
Дверь каюты с грохотом распахнулась. Глеб с Васькой ввалились в помещение и грузно сели на койку. Брат посмотрел на меня, и тут же отвел взгляд. Мы не разговаривали с той самой несостоявшейся дуэли. Глеб злился за то, что я солгал Спиридову, о том, что он был секундантом. Хотя брат ни сном, ни духом о поединке. Впрочем, если бы дуэль состоялась ему бы пришлось…но в такие моменты мне казалось, что он бы презрительно отказался. Слишком правильный, мать его.
– Серега, – Васька наклонился ко мне, – ты видел, сколько дам к
Я засмеялся и бросил взгляд на Глеба, но тот молчал всем своим видом показывая, насколько разочарован во мне. Ну и хрен с ним. Тоже мне святой выискался. Не в моряки идти надо было, а в приходские священники. Задолбал правильностью своей. Святоша хренов.
А вот Кот в доску свой, рубаха-парень, мы съели с ним не один пуд соли, будучи подростками. Дядя Васьки отправил его учиться в Академию, когда проиграл все имущество в карты, отец погиб на войне, когда Коту был год отроду, а мать скончалась от чахотки двумя годами позднее. Вот и остался он на попечении горького пьяницы и игрока. Васька вначале подружился с моим братом, а потом взял под свое шефство меня едва я появился в Академии после смерти родителей. Здоровенный детина, метра под два ростом, широкий в кости, огромный как столетний дуб, весь покрытый светлым пухом словно шерстью, волосы цвета соломы, белые брови и такая же светлая борода. Он был удивительно добр и мягкосердечен, предан нам с Глебом всей душой. Бесхитростный и прямой он обладал какой-то богатырской силой способной ломать одной рукой бревна. И за эту силу его боялись и уважали. Правда за глаза часто называли не Котом, а Шавкой, в глаза не смели, кулак у Васьки огромен, как молот и бьёт не слабее оного. Пару раз и мне по роже съездил, когда повздорили, за что схлопотал левой в челюсть. До сих пор припоминает мне.
Я снова посмотрел на старшего брата. Похож на меня, такие же черные волосы и смуглая кожа, но глаза серые, как у нашей матери. Тело крепкое, плотное, не худощавое, как у меня. Глеб привык к ежедневным физическим нагрузкам. У него тело настоящего солдата с прямой спиной, мускулистыми ногами, крепкими мозолистыми руками от постоянного фехтования. Характером мы отличались кардинально. Никитин-старший холодный и расчетливым прагматик, в чем-то циник. Он всегда спокоен, рассудителен и уравновешен, на риск шел в самых крайних случаях, взвесив все за и против. Эта рассудительность, часто, холодным душем остужала наши с Васькой горячие головы.
– Эй, приятель, ты что заболел? Я говорю, девки тут у нас, есть очень даже ничего…– Васька потер огромные ручищи и опрокинул стакан водки, даже не поморщившись. – Пошли играть в карты с матросами, а вечером выберем по бабе. Я думаю, барышни возражать не будут! – Кот заржал и толкнул меня локтем в бок.
– Хватит с него красоток. Нагулялся уже. Да и Спиридову бы это не понравилось, – сказал Глеб, – И мне тоже. Он, как командир этого судна, должен следить за порядком, а не разводить на борту бордель. Насчет игры в карты не возражаю, хотя не помешало бы соблюдать субординацию.
– Да ну тебя, вечно ты все портишь. Отбрось формальности. Он прежде всего наш друг, а уже потом командир. Кто играет в карты втроем? Твой брат зануда, Серый! Ему в писари при дворе надо было, а не во флот.
– А вам обоим лишь бы морды кому расквасить и девок отыметь. Еще и этих…Ничем не брезгуешь, а брат?
– Да пошел ты! – рыкнул на него и опрокинул стул.
– Позоришь нашу фамилию!
– Тыыы!
Схватил его за шиворот и сдернул со стула.
– Отец в могиле переворачивается от твоих выходок, – смирил меня презрительным взглядом и отшвырнул мои руки.