Катон
Шрифт:
– В том-то и беда, что одни работают головой, а другие - руками, и в итоге имеем, с одной стороны, бессильный ум, а с другой - безумную силу, тогда как нужно разум соединить с силой и наполнить мудростью человеческую деятельность.
– Опускаясь в низину бытия, идея неизбежно терпит потери: слова обесценивают мысль, а действие искажает до уродства словесную заданность. Снизойдя в мир, мудрость неизбежно попадет в грязь, будет осмеяна и поругана.
– Неизбежно - значит, всегда? Но ведь Космос исполнен блага и развивается,
– А таким, что все больше людей приобщается к философии и покидает презренный мир вещей, восходя к Вселенной разума.
– А ведь четыреста лет назад Греция была куда добродетельнее, чем теперь?
– Да, бесспорно, в то время порок еще не овладел Элладой.
– Но тогда философов было гораздо меньше.
– Молодой человек, твоя резвость достойна похвалы. Вы, римляне, народ вообще резвый, даже слишком резвый. Однако не пытайся подловить меня на противоречии. Я прожил жизнь здесь и прожил жизнь там, - указал он пальцем вверх.
– Почтенный Афинодор, стараясь уличить меня, ты попал пальцем в небо.
Афинодор поспешно опустил палец и холодно посмотрел на оппонента.
– Если некогда был золотой век, о коем независимо друг от друга сохранили память все народы, - продолжал Катон, - то откуда пошла порча? Не от самих ли людей?
– А от кого же еще?
– От дурных людей?
– Правильнее сказать: от дурного в людях.
– Это одно и то же, ибо дурные люди - те, в ком плохое взяло верх над хорошим и подавило его.
– Что дальше?
– А если зло в жизнь принесли дурные люди, то кто должен восстать против них, как не люди добродетельные? Добродетельны же, как учит философия, только мудрецы. А ты призываешь мудрецов улетучиться из жизни в мир бесплодных мечтаний и оставить землю на растерзание негодяям. А уж те своего не упустят, они не грезят о заоблачных странах, а денно и нощно куют цепи зла здесь, на земле.
– Ты все перепутал, юноша. Глобальный разум ведет мир к общему благу, а о его путях не нам судить. Мы слишком ничтожны, чтобы объять весь космос, по отдельной части нельзя воссоздать целое.
– Космический разум нам, конечно, не охватить своим рассудком, но кое-что мы о нем все же можем сказать.
– Что же?
– громко, совсем не по-стоически удивился старец.
– А то, что он не может быть глупее нас. Ведь так?
– Пожалуй. Но это словесная эквилибристика, из нее не извлечешь прока.
– Не торопись с выводами, премудрый Афинодор. Лучше ответь, человек станет разводить домашних животных просто так, без конкретней цели по их употреблению?
– Не тяни коня за хвост, продолжай!
– Но Демиург, будучи умнее нас, тем более не станет создавать бесполез-ных тварей. А подумай, зачем ему люди, зачем рассеивать среди них высшее знание и взращивать мудрецов, если он не рассчитывает их использовать?
– Но, собирая по крупицам мудрость, мы спасаем ее от грязи и возносим к небесам.
– А какой прок сеять, если семена, не дав ростка, возвращаются обратно к сеятелю?
– Никакого. Но это в твоем варианте, а не в моем. Я же дал урожай в образе учеников, среди которых, кстати, и твой друг Атенор Тирский.
– Однако эти ученики, следуя твоей логике, тоже должны покинуть брен-ную землю.
– Правильно, чтобы дать новый урожай.
– Но это всего лишь обедняет почву, то есть человечество, и ничего не дает ему взамен.
– А что же, по-твоему, должна взрастить мудрость?
– Я уже говорил: разумное действие. Именно через это действие мудрых, а значит, добродетельных людей космический разум и ведет человечество в лоно всеобщего совершенства.
– Платон пытался воспитывать сиракузских тиранов, да едва ноги унес.
– Тиранов нельзя воспитать, они уже в силу своего общественного положения злодеи. Тиран - это материализовавшееся, олицетворенное в конкретном человеке общественное зло. А зло невозможно облагородить, его необходимо искоренить.
– Хорош! Поучаешь Платона. А я-то думал, что только меня...
– Ты же и сказал, что он ошибся, а я только пояснил, в чем состояла ошибка. Причем Платон и сам пришел к тому выводу, о котором я говорил, потому и создал образ идеального государства без тиранов и монархов вообще.
– Остер! Да только словами подменяешь суть. Расправа над тираном сама по себе есть зло. Ты, конечно, станешь утверждать, будто это малое зло в сравнении с творимым тираном, однако зло не измеряется количеством...
– Поскольку это нравственная, то есть качественная характеристика, - за-кончил его мысль Катон.
– Нет, Афинодор, я достаточно знаю стоическое учение, чтобы не затевать подобный спор, хотя люди, несведущие в науках, именно так и понимают дело. Я же скажу, что зло свершилось с тираном как раз тогда, когда он влез на трон. После этого он уже стал лишь вместилищем для зла, и, свергая тирана, народ творит насилие не над человеком в короне, а над самим злом. А что может быть большим добром, чем уничтожение зла? Ведь добро только тогда и проявляет себя, когда борется со злом!
– Ты вроде бы и стоик, Марк Катон, а в то же время весь стоицизм перевернул с ног на голову. А куда же у тебя делась стоическая невозмутимость, пронизанное небесными токами мудрости спокойствие философа?
– Стоическая невозмутимость никуда не делась, просто я ее из состояния прозябания в небесных сферах свел на землю к людям, дабы мудрец мог достойно противостоять злодеям, сохраняя спокойный ясный ум в самых сложных ситуациях, когда враг стремится подавить его волю воплями ненависти и отравить сознание ядом цинизма своих преступлений. Кстати, и Панеций, и Посидоний давно отказались от беззубой безмятежности. Да и мой Атенор в этом вопросе соглашался со мною.