Каторжник император. Беньовский

Демин Лев Михайлович

И вот однажды в Вецке заявился собственной персоной Збигнев с твёрдым намерением посвататься к вдове. Фредерика встретила его сдержанно, даже холодно, ничем не напомнив о их давнишней мимолётной связи. Лихницкий заговорил о своих намерениях.

— Бог рассудил нас. Вы стали вдовой, Фредерика. Ваш бродяга муж покинул грешную землю. Почему бы теперь не соединиться двум любящим сердцам? Я приехал к вам, любовь моя, с твёрдым намерением обрести в вашем доме покой и счастье.

— О какой любви вы говорите?

— Конечно, о моей

любви к вам. Надеюсь, и я вам был не безразличен. Разве вы не помните тех коротких счастливых минут?

— Стараюсь забыть их. Разве это была любовь? Вы вели себя грубо, нахраписто, воспользовавшись неопытностью молодой женщины и... отсутствием её мужа.

— Зачем вы так? Я приехал к вам с серьёзными намерениями.

— К чему мне ваши серьёзные намерения? Замуж выходить за вас я не собираюсь.

— Жаль.

И Збигнев Лихницкий уехал ни с чем.

Скончалась Фредерика Беньовская в родовом имении Вецке 4 декабря 1825 года.

А Иван Уфтюжанинов добрался через молдавские степи до российской границы, переправился через Днестр и прибыл в Киев. Первым делом он побывал в Киево-Печерской лавре, помолился святым угодникам и уж потом заявился в судебную палату.

— Кто таков? — спросил его дежурный канцелярист, подавляя зевоту.

— Ивашка Уфтюжанинов я, поповский сын.

— Ну и что из того? Много на свете поповских сыновей. Чего тебе надобно?

— А надобно, чтоб судили меня по справедливости.

— Ишь чего захотел! Каждого судить — на всех вас судей не хватит. Убил, что ли, кого?

— Да нет, никого я не убивал. В шайке вора и разбойника Беньовского состоял, слугой и телохранителем у него был.

— Постой, постой... Не у того ли Беньовского, что на Камчатке бунт поднял, судно захватил и сбежал?

— У того самого.

— А ты интересная штучка, парень. Мне не по зубам. Придётся о тебе самому доложить.

Сам, то есть председатель киевской судебной палаты, и его ближайшие помощники слушали пространный рассказ Уфтюжанинова о деяниях Беньовского и его гибели в джунглях Мадагаскара. Поставленный об этом в известность губернатор послал донесение в Петербург князю Александру Алексеевичу Вяземскому.

После удаления от дел и смерти Никиты Панина, которого Екатерина не любила, одной из самых главных и влиятельных фигур в окружении императрицы стал Вяземский. Князь ведал одновременно финансами, внутренними делами и юстицией. Человек угодливый и гибкий, он редко вызывал раздражение капризной Екатерины. Она ценила работоспособность, исполнительность и дипломатическую хитрость Вяземского.

— С чем пришёл, Александр Алексеич? — встретила Вяземского императрица.

С нею в рабочем кабинете находился её литературный секретарь, помогавший монархине править рукопись. Екатерина занималась литературной деятельностью, писала назидательные статьи, очерки, пьесы, издавала журналы, но при этом допускала в своих сочинениях чудовищные ошибки. Русским языком немка на российском

престоле так никогда и не овладела в совершенстве. И она сознавала это упущение. Поэтому императрица нуждалась в помощи секретаря-правщика, привлекая для этой цели опытных литераторов и переводчиков. Её рабочий стол был завален листами бумаги, испещрёнными правкой секретаря.

Стареющая государыня выглядела усталой. Она старалась казаться моложавой, прибегая к тщательному гриму, румянам, искусной причёске. Но все ухищрения не могли скрыть дрябло обвисших щёк, резких морщин у уголков рта. Екатерина много работала и так же много предавалась любовным утехам с молодыми фаворитами, которые не переводились у неё до преклонных лет.

«Сдала за последние годы матушка. Ох как сдала», — не без грусти подумал Вяземский. Коли уйдёт из жизни Екатерина и престол достанется её перезрелому наследнику Павлу, сумасбродному, неуравновешенному неврастенику, который, кажется, уже потерял надежды когда-либо царствовать, его, князя Вяземского, блестящая карьера может и закатиться. Новое царствование — новые люди у кормила власти, гатчинцы.

Но императрица ждала доклада. Александр Алексеевич постарался отогнать невесёлые мысли и произнёс улыбчиво и ласково, склоняясь перед ней в низком поклоне:

— С хорошими вестями пришёл, матушка.

— Коли с хорошими, говори. А мы наши дела литературные пока прервём.

— Лиходей и вор тот, что камчатского воеводу прикончил, шайку разбойников сколотил и с каторги бежал на захваченном корабле, Беньовский Морис Август...

— Ах, опять он! Что он вытворил на этот раз?

— Он уже ничего не сможет вытворить. Злодей сей приказал долго жить. Есть же правда на земле, матушка. Бог-то наш Всемилостивейший всё видит и злодеев непотребных наказывает. Плохо кончил Беньовский.

— Ты прав, князюшка. Бог всё видит и всем воздаёт по заслугам. Вот и великий вор и злодей Емелька лихо начинал, да на плахе головушку сложил. И этот поляк или венгр, видать, того же поля ягода был. Расскажи нам всё подробнее.

И Александр Алексеевич пересказал государыне всё донесение киевского губернатора, не забыв упомянуть и о поповском сыне Уфтюжанинове, который пришёл с повинной.

— Порешим так, князь, — сказала властно императрица. — Дело вора и разбойника, беглого каторжника Беньовского, посчитаем закрытым.

— Быть по сему, матушка. А что будем делать с поповичем?

— Это уж решай сам по совести. Прими во внимание, явился сам с повинной, привёз нам добрые вести. В соучастии с разбойником раскаивается. Да и видать по всему, деятельным соучастником разбоя Беньовского он не был.

— Не был, матушка. Простой слуга он. Клянёт себя теперь — зачем наслушался всяких соблазнительных речей этого, прости Господи, враля. Я так думаю, отпустим поповича. В столицы для него, конечно, пути-дорожки закроем. Пусть поселится в каком-нибудь отдалённом сибирском городе.