Катя, Катенька, Катрин
Шрифт:
Катя ничего не понимала: что это за спектакль? Дорога была пустынна; один старый Водражка, прихрамывая, шел по улице, да навстречу ему семенила женщина с охапкой травы. Она укоризненно взглянула на девушек. У ворот стоял малыш и лизал большое мороженое. Напротив, у магазина, какой-то мужчина подметал улицу. На ступеньках москательной лавки стояла лейка. Наверное, это был тот самый противный продавец. Катя надеялась, что ее подруга не станет умышленно шуметь, чтобы он оглянулся. Но она просчиталась.
— Умираю! — Уна хихикнула и повысила голос: — Эди, придешь на мои похороны?
Сомнений
К Энуне.
Он заметил ее удивление, и ему нелегко было удержать в руках метлу, а на лице сохранить выражение спокойствия. Он произнес как-то неуверенно:
— Хелло, Джун!
Не сразу Катя сообразила, что это удивительное приветствие относится к ее пражской подруге. Еще более удивительным было то, что Уна с паном Веселым, то есть с Энуной, а по-новому — Эди, оказывается, знакомы, что они — старые друзья из одной блестящей компании. Да, такое оказалось возможным. Идеализация светских компаний, блестящего общества, веселых молодых людей и холеных девушек кое-где еще жива.
Эди-Энуна моментально избавился от метлы и смущения. Он заявил, что не по своему желанию вынужден был взяться за эту работу. Но когда он оглянулся, светская улыбка погасла на его губах: в дверях стояла его мамаша, пани Весела.
«Энунчик, мальчик мой, что это ты так долго?» — хотела она окликнуть его. Но когда она услышала то, что услышала, увидела своего сына развязно подпирающим стену с руками в карманах, заметила, что он, по всей видимости, очаровывает одновременно двух девушек, обратила внимание на его щегольской светлый зачес и дерзкие веселые глаза, она сразу же изменила свой замысел:
— Эдуард! — позвала она его строго. — В лавку! И быстро!
Уне она заявила, что нечего всяким намалеванным кривлякам отрывать от дела работающих парней. На Катю она строго посмотрела, всю ее оглядела, как бы не одобряя ее длинных холщовых брюк и рубахи, перешедшей к ней от Станды, и затем величественно удалилась.
Катя неоднократно слышала, что можно провалиться от стыда. Сейчас она желала только одного: научиться этому искусству. Провалиться, исчезнуть, уйти в небытие, только не быть тут, на главной улице Гайенки, где идущие мимо люди замечают с усмешкой:
«Ну и задала же пани Весела этим девчонкам!»
Но чудеса случаются только в сказках. Кате пришлось претерпеть эту горькую минуту, пережить триумф Энуновой матери, выслушать нелестное замечание Уны и увидеть высунутый язык. Она чувствовала, что от стыда у нее даже спина покраснела. Она осторожно осмотрелась: не видел ли ее кто-нибудь из бабушкиных знакомых или кто-нибудь из семейства Лоуды.
— Ну и сумасшедшая баба! — сказала Уна, она же Джун, по адресу пани Веселой и предложила Кате: — Пойдем! Не будем тут стоять людям на смех.
Через несколько шагов Уна заметила, что Эди все равно отсюда смоется, потому что он ловкий парень. Удивительно ловкий! Ну что ж, у каждого свое мнение и свой вкус.
В главе пятнадцатой всё неудержимо катится к печальному концу
Они
— Привет дамам! — произнес сзади них голос с удивительно вежливой интонацией. — Я уже думал, вы не объявитесь!
Это оказался Эди — Энуна Веселый в своем самом что ни на есть нарядном виде, при галстуке, на котором был изображен дымящийся пароход. Он — Энуна — шел в сопровождении своего приятеля, о котором Кате было известно только то, что у него поэтическое имя Яроуш и какие-то особенные усики: как будто вместо усов под косом очутились брови.
Джун и Эди состязались в остроумии, настроение у них было прекрасное, и они гордились тем, что могут перехитрить любого, даже строгую маменьку. Катя и Яроуш молчали. У него были грустные выпуклые глаза, и он то и дело обращался к своему приятелю с вопросом:
— Ну, так пошли? — словно просил его о помощи.
Катя думала о том, что теперь Уна, наверное, с удовольствием задержится в Гайенке, коль скоро она встретила здесь знакомого из своей пражской компании. Она глубоко вздохнула. Трудно протянуть гостю — даже нежданному и незваному — руку со словами: «Очень мило, что ты приехала, но ты уж… извини меня!»
Из этих печальных раздумий Катю вывел голос Энуны:
— Что вы тащитесь, как две мокрые курицы? Яроуш, ты должен ее развлекать. Вот так, посмотри!
И он взял Катю под руку, чтобы показать приятелю, как весело и галантно нужно обходиться с молодыми дамами.
Он провел Катю взад и вперед по дорожке, по той самой дорожке гайенского парка, где езда на велосипеде разрешается. И как раз в это время проезжал велосипед. Сидел на нем Зденек Вылетял. Он яростно зазвонил, мрачно нахмурился и даже не поздоровался, точно с Катей вообще не был знаком. Объехал — и дальше.
— Отпустите меня… Отпусти! — сердилась Катя.
Но Энуне ее злость доставляла огромное удовольствие. Он еще крепче прижимал ее руку.
— Пусти!.. Плыви отсюда! — обратилась Катя к владельцу парохода на роскошном галстуке.
Он отпустил ее, с вызывающим видом вытер руки и что-то сказал насчет противных девчонок.
— Идем, — обратилась Катя к Уне. — Пойдем домой! Мне все это не нравится.
Уна возразила, что ей как раз нравится, и девушки стали спорить. Не из-за пана Веселого — он Катю не интересовал, — просто нужен был какой-нибудь предлог для ссоры, а она назревала еще со вчерашнего дня.
Обе наговорили друг другу много справедливых, но еще больше резких, ненужных слов.
Так иногда кончается дружба.
— Ты со мной дружила потому, — произнесла Катя медленно, взвешивая слова: ей казалось, что Уна будет пристыжена, — потому что ты у меня списывала все задания. Я тебе делала даже чертежи!
У нее было еще много, что сказать, но не могла же она корить Уну за взятые и не возвращенные кроны, шарф, вязаные перчатки. О таких вещах не говорят — достаточно было вспомнить, как торопливо переписывала Уна решенные ею задачки по математике к себе в тетрадь.