Катя, Катенька, Катрин
Шрифт:
В саду уже горел костер, а она всё стояла на лестнице, держась за ручку двери.
Наконец, набравшись смелости и глубоко вздохнув, открыла дверь. Тут же обо что-то споткнулась и растянулась во весь рост, задев при этом столик с цветами. Он упал. Наверное, разбились все цветочные горшки. Этого еще не хватало! В отчаянии она предпочла не подниматься с пола.
Послышались торопливые шаги, и в освещенном прямоугольнике двери показалась бабушка.
— Катюшка?!
Бабушка удостоверилась, что это действительно Катя, что она жива и невредима,
Однако, несмотря на нанесенный урон, она совсем не долго бранила Катю. Тотчас же послала ее за веником и совком, в сарай — за новыми горшками, за садовой землей для пересадки цветов, — словом, закружила ее в работе. И ни слова о ее побеге, о чемоданчике и о письме.
Катя в недоумении озиралась кругом. Ее злополучный чемоданчик! Да вот он стоит, а вернее, лежит на полу. О него-то она и споткнулась.
— Это тебе привез Шкароглид, — сказала бабушка и посмотрела на Катю. — А вот тебе и письмо! — И протянула Кате злосчастный конверт.
Катя приняла его смущенно:
— Но это же…
— Что, не тебе? Вы читать умеете, девушка? Какой там адрес? К. Яндовой. Так?
— Да, бабушка! — смущенно ответила Катя. И как-то сразу к ней вернулось хорошее настроение. — И огромное тебе спасибо! За все! — Она бросилась восторженно обнимать и целовать бабушку. — Ты так хорошо ко мне относишься, бабушка, ты такая замечательная!
Бабушка улыбнулась:
— Ты тоже неплохая, Катюшка.
На пристани у старой ольхи на воде покачивались лодки, готовые отправиться в Великий Путь. «Адмирал» и «Каникулы» были полностью подготовлены к походу. Экипаж прощался с друзьями.
— Филипп, — наказывала бабушка, наверное, уже в десятый раз, — будьте осторожны! Не забывай, у Енды легко расстраивается желудок. Верушку не пускай… Станичек… И прошу тебя, Филипп…
— Будь спокойна! Всех увяжу в один свивальник и суну им в рот по соске, — отвечал доктор.
Но бабушка не могла успокоиться.
— Дети, а вы получше присматривайте за дедушкой, — просила она.
Качек горестно цеплялся за бабушкину руку и громко ревел: он до последней минуты не терял надежды, что его возьмут с собой.
Пришли попрощаться Зденек и Ольга Вылетяловы. Вернее, проводить, потому что «Отважный» тоже качался на воде. У обоих были грустные лица, а Ольга то и дело шпыняла брата:
— Вот видишь, если бы не ты, мы тоже могли бы поехать с ними. Нашему Зденеку нужно, видите ли, заниматься! Испортил ты мне каникулы своей переэкзаменовкой!
Катя как раз укладывала вещи, когда к ней подошел Вашек:
— Знаешь, я сегодня уезжаю на практику.
Из его рассказа Катя поняла, что он едет куда-то к лесорубам, и ждала, что он назовет Крконоши либо Бескиды, — во всяком случае, какой-то очень отдаленный край.
— Гм! — Она старалась говорить хладнокровно. — Так ты мне напиши!
— А куда? — заморгал Вашек.
— В Пержей не годится… А ты куда, собственно, едешь?
— В Пержей! —
При этом он сумел сохранить серьезное выражение лица, а Катя не сумела.
Наконец все погрузились. Доктор, Енда и Верасек плыли на «Адмирале», Катя со Стандой — на «Каникулах».
Бабушка махала платочком, Качек издавал чудовищные вопли и выл, как лодочная сирена, щенок взволнованно бегал по берегу.
Они отчалили.
И вдруг — удар: «Отважный» столкнулся с «Адмиралом». Дело в том, что Зденек перегнулся через борт, протягивая что-то Вере; «Адмирал» лишь достойно закачался на волнах, зато «Отважный» опрокинулся на бок. Что-то маленькое, блестящее упало в воду.
— Мои лётные значки! — воскликнул в отчаянии Зденек.
А Верасек его подбодрила:
— Оставь, не ищи их! Неважно. Я все равно буду тебе писать.
Катя и Ольга обменялись многозначительными улыбками.
Станда налег на весла. Вашек пустился бежать по травянистому берегу:
— Катя, Катя, когда вы будете в Пержее?
— В среду или в четверг!
— Так лучше в среду. Буду ждать у реки! — кричал он им вслед.
Катя сидела на руле и махала свободной рукой. Вдруг она заметила, что за ней настойчиво следят чьи-то глаза. Эти глаза готовы были выскочить из орбит и принадлежали человеку с усиками. Яроуш!
Он сидел в байдарке, в одном из тех вертких суденышек, которые за умеренную плату выдавались напрокат на гайенской лодочной станции. Он плыл, как оруженосец, впереди своего повелителя. Эди-Энуна Веселый сидел на такой же лодочке. Он был в огромных очках от солнца, а в уголке рта лепилась сигарета.
— Извини, Станда, одну секундочку! — сказала Катя и мгновенно прыгнула через борт. — Мне тут надо кое с кем рассчитаться.
Вода была приятная, теплая, и Катя вмиг очутилась рядом с лодочками.
— Ну что, господа, пора? — спросила она наисладчайшим голоском, вспомнив недавний случай в купальне.
У Яроуша на лице не дрогнул ни один мускул: он ничего не понял. Зато Энуна почувствовал опасность. А Катя уже вцепилась в нос его лодки, как настоящая пиявка. Он сделал беспомощную попытку отмахнуться веслом. В тот же момент его папироса печально зашипела на поверхности воды, а лодочка стала медленно погружаться в воду, как переполненное корыто. Катя с наслаждением полюбовалась бы на то, как исчезает в воде лицо джентльмена, как мило Энуна делает буль-буль-буль. Но у нее была еще одна задача.
— Извините! — сказала она вежливо Яроушу, прежде чем потопить и его. Он был невинен, как сама глупость.
Станда восторженно закричал «ура». Катя вскарабкалась обратно в лодку и с великим удовольствием наблюдала, с каким трудом и с какой злостью два светских молодых человека толкают свои байдарки к берегу.
Ей показалось, что бабушка, Качек и Вашек на радостях обнимаются. Но в чем она была твердо уверена, так это в том, что они кричали, что она — чудесная девушка. Чу-дес-на-я!