Катя-лётчица (илл. Л.Хайлова)
Шрифт:
Мальчик шёл впереди, говорил с Катей так, будто они давно знакомы.
С минуту погодя, он важно заметил:
– Мы знали, что вы прилетите. Нам по радио сообщили. И вы точно по приказу прилетели. Как сказано было: на рассвете.
Катя про себя решила: умные люди разработали операцию по уничтожению штаба. Всё до мелочей расписали по минутам.
Продирались по чащобе леса: мальчик шагал уверенно и продвигался быстро, а Катя несколько отставала: то планшетом зацепится за сучья, то в кустарнике застрянет.
– Да ты потише, а то я потеряюсь, - взмолилась, улыбаясь, Катя. И затем спросила: - Скажи-ка мне, пожалуйста, если это не секрет, как тебя зовут и чей ты будешь такой?
– Василь Бурмистров. Мой папа на фронте бьёт фашистов, а мы вот тут с сестрой - Леной.
– Бурмистров? Грозная у тебя фамилия. Да ты, я погляжу, и сам парень серьёзный.
Катя положила ему руку на плечо и пошла рядом. Ей хотелось сказать юному бойцу какие-то важные слова, но она боялась лаской, участием обидеть бойцовское самолюбие Василька. Мальчик же, потупив голову, молчал.
– А Лена где? Она тоже с тобой в отряде?
– Лена - командир группы. Она там… - Василёк показал рукой в сторону Малиновки. И совсем как взрослый добавил:
– Быстрее пойдёмте. Мне приказано вас в штаб доставить.
Они шли долго, может, полчаса, а может, целый час. Катя дивилась проворству Василька, идущего впереди, - он шёл как большой, а когда Катя отставала, оборачивался, поджидал свою спутницу.
Когда они подошли к одной из палаток, раскинувшихся на небольшой поляне в лесу, Василёк тихо, словно опасаясь кого-то, сказал:
– Вот наш лагерь. А здесь - штаб!
Они вошли в палатку, Василёк стал растапливать стоявшую в углу чугунную печурку. Катя присела, чутко прислушиваясь к шорохам, доносившимся из леса.
– Что ж у вас охраны нет?
– спросила она.
– Была охрана, да все ушли на операцию, - заговорил Василёк.
– Слышите… Стрельба. Это в Малиновке… бой идёт.
Вася опустил к ногам поленце, задумался. Он сидел на пеньке перед раскрытой печуркой. Свет от огня золотил его тёмные влажно блестевшие глаза. Временами он тяжко вздыхал и поворачивался к двери, словно бы поджидая кого-то.
– Ты чего это, Вася?
– подошла к нему лётчица. Сняла с него старую отцовскую ушанку, ласково пригладила льняные свалявшиеся волосы. Василёк прильнул к ней, зажмурил глаза.
Василёк беспокоился за сестру, Катя поняла его тревогу.
За лесом глухо раздавалась стрельба. Бой в Малиновке продолжался. Сражалась там в бою и Лена Бурмистрова. За неё тревожился Василёк. Не было у него матери, где-то далеко на фронте воевал отец. А вдруг как с ней беда приключилась?..
– Ну, ну, не вешай носа. Ты же партизан…
– На улицу выйду!
– встрепенулся Вася. И выбежал из палатки. За ним Катя. Смотрят они в сторону, туда, где на крутом берегу Дона стоит Малиновка. Но за деревьями ничего не видно. И зарева от пожара нет. Может, погас огонь над школой и бараками? Может, и бой уже прекратился?..
Василёк остался снаружи сторожить, а Катя вошла в палатку, села на пенёк, привалилась к деревянной стойке. И уставшая в боевых полётах, много ночей недосыпавшая, задремала Катя-лётчица. Увидела она во сне станицу Малиновку - точь-в-точь, как та деревушка под Москвой, в которой Катя перед самой войной вместе с родителями отдыхала. В белом вишнёвом цвету стоят ряды знакомых домов. Солнце на небе жаркое. А Катя с Леной - они будто бы подруги - бегут по зелёному лугу к Дону. И как только добегают до края высокого берега, так Лена снимает с себя платье, бросается с обрыва в Дон. А вода в Дону кружится, бурлит, но только Лена ничего не боится. Брызнул фонтан над её головой, и скрылась Лена под тёмными кругами воды. Катя в страхе отступает от обрыва, отворачивает взгляд от воды. Хочется ей вслед за Леной броситься с обрыва, но она не может победить страх, не может, шепчет Катя пересохшими губами:«Трусиха, трусиха…»
И хочется ей плакать от обиды, хочется бежать куда-то, бежать…
– Простите, - раздаётся над ней голос,- не хотелось бы вас будить, да нужно.
Катя просыпается и видит перед собою юное красивое лицо девушки. Слышит её голос:
– Вы не знаете, куда девался Василёк?
– Ах, да, конечно, знаю. Василёк был со мной. Я только на минуту задремала.
В палатке и вокруг палатки - народ. Два старика привезли на подводе оружие, трофеи. Партизаны сносят его в палатку, бросают в угол. Кто-то предостерегает: «Патроны вынимайте, чтоб разряжено было!»
А возле палатки в людской толчее раздаётся мужской голос:
– Парень-то наш где? На часах стоял!..
Катя выбежала из палатки, а за ней и Лена. «Вася! Василёк!..» В ответ из леса послышался слабый стон. Засветили фонарь, побежали в чащу леса. Вот он - лежит, раскинув руки, изо рта по щеке течёт тоненькая струйка крови. И пистолет рядом - стрелял в кого-то.
– Вася, что с тобой? Ты ранен!
– склонилась над ним сестра.
Он показал в сторону кустов орешника и едва слышно проговорил:
«Там!» Партизаны бросились в орешник. И с ними Катя. Тут они увидели два трупа - длинный и худой в коротких сапогах немец и староста Малиновский, фашистский прислужник. Оба они крались к лагерю партизан, но Василёк вовремя их заметил и из своего пистолета уложил наповал. Однако и они успели пальнуть в парня.
Василька перенесли в палатку, и фельдшер, осмотревший рану, сказал:
– Пуля застряла в груди, нужна срочная операция.
Лена к Кате с мольбой о помощи:
– Что с вашим самолётом? Может, починить можно? Василька бы доставить на партизанскую базу. Там хирург есть.
Тут и бывший механик по самолётам рядом.
– Попробуем?
– сказала ему Катя.
Они побежали к самолёту. Раскрыли под мотором капот. Лётчица светила фонарём, а механик осматривал машину.
– Бензотрубу осколком снаряда перебило!
– радостно закричал механик.
– Пустяк дело! Мы сейчас, сей момент!..