Каурай. От заката до рассвета. Часть 2
Шрифт:
— Кого это ты там притащил? — заворчали простуженным басом и зашлись в лающем кашле, распугав по углам с десяток воюющих кошачьих хвостов. Игриш почувствовал себя очень неуютно в этой душной берлоге, пропахшей луком и кислым пивом. С превеликим удовольствием он вышел бы на воздух и всласть проблевался той зеленой жижей, которую он выхаркивал, когда Коляда рубил Ермея как хряка.
— Да, вот новенькие, — хмыкнул Берс, пока хозяин пытался справиться с недугом, и подвел обоих к столу. — В леса решили податься.
Когда кашель застрял в разбуженном горле, на стол опустился тяжелый
— Мелюзга? Так пристрой их навоз в конюшне кидать, чего ты их сюда-то притащил?!
— Этот, говорит, знакомец Кречета, — хлопнул Берс Милоша по плечу.
— Да? — с интересом заблестели два пожелтевших глаза, когда над столешницей нависла громадная бородатая туша. Хозяин землянки воззрился на смутившихся мальчишек, хмуря сросшиеся брови. — Это хорошо, если и вправду знакомец. Плохо, если врет. У нас тут не ясли.
— Мы не врем, — сглотнул Милош, исподлобья поглядывая на этого исполинского медведя, который своими телесами занимал чуть ли не половину широкого стола. — Прими нас в свою артель, дяденька Баюн! Нету моченьки с этими козлами житуху водить!
В ответ землянка разразилась взрывом безудержного хохота, загнав банду котов обратно под лавки. Огромная туша забилась, словно в падучей, пытаясь выплюнуть из себя остатки смеха вместе с проснувшимся приступом сухого кашля. Сруб при этом чуть не ходуном ходил, и если бы стены не врыли чуть не по самую крышу, лежать бы ему сейчас на боку от такого веселья.
— Годиков-то тебе сколько, малец? — хмыкнул медведь, отдышавшись. — Не мал ли еще по лесам бегать, жизню свою ребячью губить?
— Двенадцать, — буркнул Милош. — Нет, дяденька Баюн, в самый раз!
— А звать вас как?
— Милош!
— Гриш…
— Ну что, Милош и Гриш? До смерти надоели дядьки с мамками, что вы от них решили в леса к разбойному люду податься, а?
— Нет, — покачал головой Бесенок. — Нет у нас никаких дядек, ни мамок. Одни мы на целом свете.
— Так уж одни?
— Ага, — хлюпнул носом Милош. — Меня в ученики к кузнецу Кречет определил, но плохо мне у него было, вот я и убег.
— К кузнецу? — удивился Берс. Присев на лавку в углу, он едва не задавил серого кошака, который с визгом юркнул к печке. — Уж не к Горюну ли?
— Ага, к нему, проклятому.
— Хах, — прыснул медведь так, что землянка вновь чуть на бок не вскочила. — Горюн-то известная мразь. Да и еще, как говорят, педараст. Только руки у него золотые, за то его Шкуродер и терпит. Эх, надо было мне ему спину сломать, когда была возможность.
— И тебя, такого маленького, к этому мерзавцу?
— Ага.
— Подлецы, а? А еще Кречет все Горюна покрывает! Как будто он брат ему какой…
— Может и брат, кто ж его знает, — сложил руки на столе хозяин землянки — затянутых в черные, кожаные перчатки. На кончиках коротких, обрубленных на одну фалангу пальцев Игриш разглядел набойки в виде заостренных железных ногтей. — Ничего, самому Кречету недолго осталось за ними следы подметать… А этот чего молчит? Слышь, как там тебя?
— Гриш, — неохотно отозвался мальчик, отрывая глаза от поблескивающих металлом ногтей.
— И тебя чего тоже обидели? — спросил Берс.
— Его вообще в колодец закинули! — вклинился Бесенок.
— Неужто? Не врешь?
— Нет, — покачал головой Игриш. — Я с сестрой там всю ночь просидел.
— С сестрой, ишь как? А где она, сестра-то?
— Умерла.
— Жаль… Звали-то ее как?
— Маришка.
— Знавал я одну Маришку когда-то давно… Эх, черти, совсем стыда нету.
— Вот что, мелюзга, — поднялась туша из-за стола и накрыла обоих густой тенью. — Правду вы говорите или нет — это уже неважно. Обратной дороженьки у вас все равно больше нету. Тут, или с нами — делать все, что приказано, в огонь — значит в огонь, в воду — и без разговоров; или, уж извиняйте… Лишние рты нам тут не нужны.
— Мы не будем лишними! — воскликнул Бесенок. — Я вам такое могу про шкуродерский острог порассказывать, попадаете. И в седле я держаться умею! И кузьнечить могу! Немного…
Медведь снова захохотал и затрясся, снова распугав бедных котов. Игришу показалось, что он сейчас рухнет на пол от смеха.
— Этот парень мне нравится! — зажегся он кривозубой ухмылкой, перегнулся через стол и тяжело хлопнул Милоша по плечу, что тот едва устоял.
— Поглядим, — спокойно кивнул Берс. — Значить, пока за лошаденками нашими походите, за хозяйством последите. Бабке Клюнье в помощь, одной ей за таким хозяйством не уследить — старая она уже на всю эту ораву головорезов. А там видно будет.
С этими словами он вывел обоих из землянки и пристроил к делу.
Глава 3
Арсенал у пана воеводы оказался на загляденье — глаза рябило от блеска всевозможного оружия и кольчуг, любых форм и размеров, однако, ничего лучше его притертых бронь и испытанных в боях игрушек Каураю отыскать так и не удалось.
Примостившись у него за спиной, Кречет нахваливал каждую железку, за которую хватался одноглазый. Не выспавшийся серолицый интендант зевал несколько поодаль и нервно позвякивал связкой на железном кольце, неодобрительно поглядывая на чужака, который расхаживал по панскому арсеналу как у себя дома. Такая связка могла служить неплохим подспорьем — дай только размахнуться.
— С бесами поди обычным железом не управишься? — спросил Кречет, когда одноглазый забраковал очередную добротную саблю.
— Смотря с какими… — загадочно проговорил тот, и схватился за новую рукоять, но, повертев клинок в руках, сунул его обратно на стойку и шагнул к следующей.
— Заговоренная у тебя поди сабля была? — все не отставал Кречет. — А тут железо обычное, пусть и денег и трудов немалых. Половина тут — горюнова работа.
— Того рыжего здоровяка?
— Ага, — качнул усами голова. — Человек он своеобразный, но руки у него на зависть. Его сам воевода привечает за талант к кузнечному делу. Он живет за околицей, почти у самого леса. Тута у нас есть свой кузнец, добротный, пусть и не такой умелый как Горюн, но свое дело знает.