Кавалергард. Война ва-банк
Шрифт:
По поводу же грядущего мира выглядело все не лучшим, но и не худшим образом. «Голуби» были достаточно умеренные и из земель готовы были поступиться только Румынией и частично своими позициями на Кавказе. Уступка серьезная, что ни говори, но не так уж и страшно. Северный Кавказ оставался за Россией – где-то как часть страны, где-то как вассальные территории. Ну а Закавказье… Там «гулял» Суворов, наводя панику и громя гарнизоны с такими смешными потерями, что даже Румянцев только крутил головой при очередном известии о победе. В общем, турки будут до беспамятства
Если с территориальными приобретениями все было неплохо, то с контрибуцией дела обстояли заметно хуже и шансов «отбить» затраченные на войну средства были минимальные. Не лучшим образом дела обстояли с таможенными и торговыми договорами. На Кавказе – да, неплохо, но там серьезных денег в ближайшие годы не ожидалось в принципе. А вот на европейской территории все было скромнее и ожидать каких-то таможенных преференций не стоило. Собственно говоря, даже проход русских кораблей через контролируемый османами Босфор оставался под большим вопросом.
С Балканами тоже намечались проблемы – «голуби» вознамерились сдать позиции. Но тут на дыбы взвился Павел и сам Рюген – регион был крайне важен, и чем крепче будут там позиции у страны, тем проще будет влезть туда в будущем. Предательство же могло обернуться большими проблемами в дальнейшем.
«Голуби» скривились, но согласились, что заступаться за православных необходимо – раз уж страна позиционирует себя как оплот и центр православия. Ради этого Грифичу пришлось пойти на контакт с церковными иерархами и где уговорами, а где лестью и шантажом заставить их влезть в решение данного вопроса.
Неожиданно сильно помогли кавалергарды, очень серьезно относившиеся к понятию «свой». Пусть далеко не все они разделяли позицию Грифича да и были в большинстве своем скорее царедворцами, чем военными, свою роту они рассматривали не только как придворное или военное звание, но и как некий рыцарский орден. И помочь «брату» было делом чести.
После Рождества начались мирные переговоры, закончившиеся на удивление быстро. Турки были готовы к очень серьезным уступкам, русские же дипломаты были проинструктированы «голубями» и тоже готовы к уступкам. В итоге торга практически не получилось и через десять дней был заключен мир.
Само собой разумеется, Рюген постарался разрекламировать Павла и себя самого как заступников балканских народов. Дескать, только из-за них восстания окончились удачей и турки не станут применять карательных мер. Интересы принца на Балканах были скорее теоретическими, но в будущем хорошее отношение могло пригодиться.
Мир заключили, но в силу подписанные документы пока не вступили. Для полноценного договора требовалось соблюсти массу условий, обеими сторонами, разумеется. И пока они не будут выполнены до конца, война может вспыхнуть в любой момент.
Понимая это, Рюген старался поторопить свою армию, идущую скорым маршем в сторону Петербурга. Понятное дело, что торопил он не приказами, а старался создать наиболее комфортные условия на
Увы и ах, но расстояние все равно было слишком велико, да и погода была далека от идеальной, так что «Суворовского марша» просто не вышло. Впрочем, в таких условиях он бы не вышел и у «чудо-богатырей»: одно дело двигаться «на форсаже» несколько дней, и совсем другое – недели. Не выйдет.
В итоге когда Мекленбург все-таки решился на объявление войны, померанская армия была еще на территории России, и защищаться Померании предстояло только силами трех пехотных полков, ополчением из лояльных юнкеров и силами милиции.
Еще более неприятным известием стало, что Пруссия и Австрия вместе с англо-французскими союзниками выдвинули ультиматум, в котором говорилось, что они не потерпят вторжения русских войск на территорию германских княжеств. И пусть Мария-Терезия почти тут же прислала письмо, в котором по большому секрету заявляла о своем нейтралитете в возможной войне, австрийскую армию все равно приходилось учитывать.
Канцлер и вдовствующая императрица прятали глаза, когда отказывали герцогу в военной помощи. Но муки совести, если таковые и были, ничего не значили, воевать предстояло в одиночку.
Глава шестая
Война началась, но Рюген не спешил домой. Да, это был бы красивый поступок – с саблей наголо, на лихом коне… И совершенно идиотский.
Вместо этого принц прилагал все силы, чтобы армия двигалась как можно быстрее, но в меру, так, чтобы она сохраняла боеспособность, а не превращалась в сборище инвалидов. Помимо этого, он вел активнейшую дипломатическую переписку с властителями-соседями, переписывался с агентурой, арендовал корабли для десантирования…
Организацией сопротивления занимался Алекс Николич, который оставался «на хозяйстве». Лужицкий серб был великолепным офицером – куда как лучше самого Игоря. Но… все та же сакральность – властитель страны, особенно столь мелкой и свежеиспеченной, в качестве полководца воспринимался солдатами заметно лучше, чем человек с происхождением едва ли не крестьянским. Только недавно, после адовой работы по формированию армии, где Николич был, наверное, главным действующим лицом, его начали воспринимать всерьез. Для этого же Рюген и оставлял его в Померании в качестве командующего – чтоб привыкали. Ну не все же время самому «впереди, на лихом коне»…
Под началом у Алекса было три полка пехоты – чуть больше полутора тысяч человек; около семисот выздоравливающих из разных полков; около пятисот юнкеров с драгунским «образованием» и совершенно разрозненных, не «обкатанных» в качестве единого подразделения. Были еще и милиционеры с ополченцами, причем численность последних была достаточно солидной. Вот только на большую половину надежды не было – многие бюргеры шли в милицию исключительно за привилегиями и могли повоевать разве что против контрабандистов при солидном численном преимуществе со своей стороны… Но и то хлеб.