Кавказский пленник XXI века
Шрифт:
— В контейнер. Не нравится, что ли? Это еще ничего, когда в контейнере. Терпимо. Некоторых, я слышал, вообще в ящиках перевозили.
Так я узнал, в каком «купе» еду, и начал тихо расспрашивать, забыв про воду.
Нас, семерых человек, везли в контейнере, поставленном в кузов грузовика. Вместо матрацев нам выделили какие-то сложенные один на другой куски толстого упаковочного картона. Бока наши такой упаковкой берегли, только для чего, я еще не понял. Пришлось спросить. Разговаривал со мной один мужчина, остальные, как мне показалось, не скоро к жизни вернутся. Им, видимо,
— И куда же нас?
— На курорт. Знаешь, куда нормальные люди на курорт ездят? При советской власти, по крайней мере, ездили…
— Куда? Я при советской власти еще ходить не умел и до курортов тоже не добирался.
— На Кавказ.
— Кавказские Минеральные Воды? — спросил я первое, что пришло в голову по ассоциации с понятием курортов Кавказа.
— Скорее слегка восточнее.
— Адрес знаешь?
— Предполагаю.
— И…
— Дагестан.
— По поводу?
— А без повода. На работу…
— На какую работу? — не понял я.
— Ты откуда свалился, парень? — прозвучал откровенный вопрос.
— Из армии. Домой ехал после «дембеля».
— В каком звании?
— Рядовой.
— Значит, надолго не доехал. Был рядовым солдатом, стал рядовым рабом.
— То есть? Чьим рабом? — возмутился я.
— Того, кто тебя купит. Или не знаешь, что наша страна в средневековье скатилась? По крайней мере, ее южные регионы. Скатились и увязли там по самые уши…
От собеседника ли или от других соседей сильно пахло застарелой мочой, как от настоящих многовековых бомжей, но говорил он грамотно, хотя слегка шепеляво. Но такое оригинальное произношение обычно бывает результатом отсутствия передних зубов. Судя по голосу, мужчина был немолод и имел жизненный опыт, которого почти не было у меня. Если в сравнении с солдатами я сам себе казался опытным человеком, то здесь я был просто юнцом. Его слова больно меня ударили. До легкого шока. Но ненадолго. Я знаю, что есть звери, которых ни одна клетка не удержит. И я сам из таких. Они терпеливые, долго ждут момента, но когда он настанет, не упустят его. Это опасные звери. И рабом я буду опасным. Не завидую тому хозяину, кто пожелает заиметь такого. Этот раб обеспечит ему обязательные проблемы, вплоть до возможности намного раньше срока и совершенно неожиданно для самого себя лишиться жизни и заодно всех благ.
Обозлившись на себя и на то, что со мной по моей же вине случилось, я резко перевернулся лицом вниз и, непонятно что себе этим доказывая, начал отжиматься от трясущегося под ладонями картона — вибрации кузова грузовика легко передавались через пол контейнера в ладони. Я не просто отжимался, напрягая мышцы, я выгонял из себя всю хмурь, всю гадость, которой меня напичкали, и алкоголь, и то, что в него намешали. В контейнере было душно и жарко, но я умышленно заставлял себя пропотеть как можно сильнее, чтобы вместе
Мои движения скорее всего не были замечены в темноте, как я сам не видел чужих движений, но звук дыхания был громким, и тот же человек спросил:
— Чем ты там занимаешься, рядовой?
— От пола отжимаюсь, — ответил я, понимая, что мой ответ носит слегка шоковый характер.
Но от шока он избавился быстро. Должно быть, мужик «тертый», которого удивить чем-то особенным сложно.
— Молодец. Сколько раз отожмешься?
— Хочу двести. Но получится, думаю, с трудом. Давно не тренировался. И общее состояние хреноватенькое.
Я отжимался и отвечал на вопросы, выталкивая из себя слова вместе с дыханием. И потому слова получались короткие и сердитые.
— Только дагам не показывай этого, — прозвучал совет. — Иначе такого раба запрягут на три нормы. Наоборот, показывай, что ты слабак и неженка, не то за неделю заездят…
— А ты сам откуда все знаешь? Похоже, уже бывал в рабстве?
— Нет. Но слухи давно ходили, что даги творят. Многие парни из вокзальных знакомых просто пропадали, и все. И я ждал, когда до меня доберутся. Меня же никто искать не будет. Как и их всех. Даже, оказывается, цыган наняли. Мне еще мама в детстве говорила: не верь цыганам. Но я маму и в детстве не слушал, и сейчас советы ее забыл. Вот и стали наши вокзальные пропадать, а менты и народ только радуются этому. Мы же все — люди без дома. Без определенного места жительства. БОМЖи — это называется… Ты один у нас такой, рядовой, до дома не доехавший.
Значит, я угадал в нем бомжа по запаху. И остальные, похоже, пахли так же. Компания, в которую я добровольно никогда бы не вошел. Мне хотелось сказать ему, что я долго в рабстве не задержусь и до дома все равно скоро доеду. Постараюсь доехать за две недели, как и обещал маме, и только потому, что не хочу ее волновать и расстраивать. Понимание этого подтолкнет меня к действию. Но кто знает, что за люди со мной едут, тем более бомжи. Такой национальности я никогда бы не доверился.
Кроме того, один из главных теоретических законов спецназа ГРУ звучит конкретно: если что-то собрался сделать, сначала сделай, а потом говори, если есть необходимость. Наш комбат любил повторять: «Бог дал человеку два уха, но только один язык. Слушай в оба уха, а говори всегда только одним языком. И как можно реже…»
Я все же не выдержал и подошел к щели, оставленной в двери. Саму дверь толкнул, но она была снаружи закрыта, может, даже опломбирована на случай проверки. Я ртом приник к щели и пил шедший через нее воздух, как гнилую и тухлую воду из прогнившего болота. Он был горячим и, кажется, пыльным, пропитанным автомобильными выхлопными газами. Но, если воду из болота, как нас учили, можно легко обеззаразить, бросив туда ветку черемухи, то воздух очистить у меня возможности не было. Вонь бы я пережил легче. Все-таки вырос в промышленном уральском городе, привычен. Но неприятно было, что он такой теплый. Наверное, машина от Москвы уже далеко на юг укатила. В Москве было прохладно, а мы сейчас ехали по жаре. Это чувствовалось и по нагретому контейнеру.