Кавказский пленник XXI века
Шрифт:
Дауд, которого я считал организатором нашего похищения, и, следовательно, готов был при случае, который обязательно постараюсь найти, предъявить ему претензии, продал нас уже на следующий же день, не удостоив счастья поработать на него самого, и, таким образом, как классический аутентичный негодяй, попытался исчезнуть из моего мстительного поля зрения. И вообще, как я понял по суете и настороженным взглядам ментовского майора с автоматом, Дауда с какой-то стороны начали поджимать, и он стремился от нас быстрее избавиться. Его торопливость вовсе не говорила, что я не собираюсь предъявить ему счет, но рассчитываю это сделать не сразу. Помощники Дауда вывели всех в тот же двор, только уже на свету, когда нас можно было осмотреть и оценить во всей красе. Оценивать было что. Я один оказался уродом, не имеющим синего негритянского отлива в лице. Во втором контейнере, как я и предполагал,
Во двор зашли какие-то новые люди. Они не были в камуфляжной форме, тем не менее, по-русски не разговаривали. Принципиально, как я понял. По-русски они только матерились, но матерились часто. Дауд к ним относился уважительно. Эти-то люди и подбирали себе рабов для исполнения любых работ и прихотей. Натуральный невольничий супермаркет, а не двор жилого коттеджа. Хотя, может быть, и даже скорее всего супермаркет нелицензированный. И я тоже стал предметом купли-продажи, вместе с другими моими собратьями по несчастью. Не очень приятно, но изначально бьет это только по гордости, а не по организму, и потому перетерпеть подобное было можно.
Покупатели рабов почему-то разговаривали с нами через переводчика, роль которого взял на себя Дауд. Не верилось, что эти взрослые мужики, которым уже за тридцать, живя в России, не знают русского языка. Но им нравилось, видимо, это показывать, они так свою национальную значимость лучше ощущали. По крайней мере, мне именно так показалось. Их, в первую очередь, интересовали те, кто работал на стройке. Выяснилось, что Ананас работал когда-то в молодости водителем автокрана именно на стройучастке в каком-то колхозе и потому строительное дело немного знает. Он сказал, что однажды, когда кран в ремонте был, его на два месяца в бригаду каменщиков поставили. Автокран ему, правда, во временное пользование и здесь не пообещали, но из нашего хилого и неровного строя сразу вывели и поставили в другом конце двора. После короткого разговора, видимо, как сокамерников Ананаса, туда же переставили и меня с дядей Васей, хотя лично мне дядя Вася казался малопригодным человеком для любой работы. И возраст, и фигура не говорили о крепком здоровье. Потом, подумав, туда же задвинули еще и старичка, что плакал и молился в контейнере. Внешне и от этого старичка толку никакого не было никому, кроме могильных червей, но его, кажется, отдавали чуть ли не бесплатно, вернее, в придачу к дяде Васе, потому новый хозяин и согласился. Кроме того, старик, как и дядя Вася, был очень худ, а новый хозяин непомерно толст, и посчитал, должно быть, что старики несильно его объедят.
Деньги перешли из рук толстяка в руки Дауда.
Дальше события развивались быстро. Нас четверых посадили в грузопассажирскую «Газель», но посадили не на заднее сиденье, где мы вполне могли бы и вчетвером поместиться, потому что плаксивый старик с дядей Васей по худобе своей занимали бы только одно место из трех, имеющихся в наличии, а в грузовой отсек. Но там, в отличие от контейнера, хотя бы ящики какие-то тяжелые и неподпрыгивающие стояли, и мешки с цементом лежали, так что можно было присесть. Плохо, что не было видно, куда нас везут, — грузовой отсек не имеет окон, а везли долго. Время ощущать я умею даже без часов. И я определил наш тряский путь в два с небольшим часа. Наконец «Газель» остановилась. Ее металлический кузов к тому времени успел основательно нагреться, и дышать внутри было нечем. Тем не менее нас не спешили выпустить, хотя всем должно было быть понятно, что находимся мы в газовой камере.
Я догадался правильно. Нас не выпускали, пока не приедет наш новый рабовладелец, а он ехал на своем седане «Кадиллак» не спеша, дорога была неважной. «Газель» еще справлялась с ней, а «Кадиллаку» с его низкими свесами спереди и сзади было трудно проехать, не цепляясь за почву.
Ананас не выдержал первым и постучал. Но стучал осторожно, словно с извинениями, только чтобы напомнить о себе, опасаясь, что про нас попросту забыли. Никто на подобное напоминание не отреагировал. Тем не менее минут через пятнадцать кузов открыли. Увидев недалеко «Кадиллак», я постарался вывалиться из кузова первым. И первым оказался перед необхватной женщиной, уткнувшей в заплывшие жиром бока тяжелые кулаки. Женщина пошевелила усами, оглядела каждого из нас сверху вниз,
Я, грешным делом, подумал было, что это жена нашего новоиспеченного хозяина. И только потом из разговоров с другими работниками узнал, что это его сестра. Хозяина же пока видно не было. Но к нам подскочил какой-то волосатый человек, вполоборота стоя к усатой женщине, выслушал ее приказ и, плохо выговаривая русские слова, толчками погнал нас к одноэтажному кирпичному зданию. Здание было новое, аккуратно выложенное красным кирпичом и не походило на тюрьму. Тем не менее двери там были металлические, а на единственном окне висела массивная металлическая решетка. У окна за стареньким письменным столом сидел какой-то человек и рассматривал чертежи. Я успел только мельком увидеть, что это, видимо, проект стройки. Но читать чертежи и проекты я как чистый гуманитарий по образованию не умел, поэтому не заинтересовался.
— Пополнение? — спросил человек.
Он был явно не дагестанец, но по-русски разговаривал с каким-то странным акцентом, который я не смог разобрать. По крайней мере, не уральский, не сибирский и не акцент из средней полосы России. Но что-то южное в его словах слышалось отчетливо.
— Пополнение, — за всех ответил дядя Вася.
Я уже понял, что дядя Вася — человек авторитетный и к его слову прислушиваются и наш престарелый спутник, и даже Ананас, который всегда хотел казаться грозным или попросту опасным. Правда, не могу точно сказать, для кого он должен был представлять опасность. Придраться к дяде Васе он, кажется, не решался, богомольный старик вообще был словно бы не от мира сего и не реагировал ни на кого, а я Ананаса уже поставил на место. Тем не менее всю дорогу в «Газели» Ананас бил себя кулаком в ладонь, словно бы показывая, как он может любого стукнуть. Не знаю, как другим, но мне лично это было смешно. Наверное, потому еще, что я хорошо помню обязательное правило: если думаешь кого-то ударить, постарайся, чтобы противник узнал об этом только в сам момент удара.
— Бум знакомиться, — выпрямился человек над чертежами. — Я ваш новый начальник и буду вами командовать. Зовут меня Анастас.
— А меня — Ананас. Почти тезки. — Недавний подопечный моего кулака хотел и здесь показать себя, хотя и непонятно, с какой стороны, но наткнулся на жесткий взгляд нового начальника и шагнул за спину дяди Васи…
Вот так я и попал на новую работу. Не сказать, что работа слишком скверная, ее можно было бы терпеть, будь рабочий день покороче и кормежка получше.
Поскольку меня сочли каменщиком слишком низкой квалификации, видимо, благодаря моему цветущему возрасту, который работорговцам и рабовладельцам казался недостаточным для серьезного рабочего, мне доверили только мешать и подносить раствор для каменщиков, то есть заменили мной обыкновенную электрическую бетономешалку. Бетономешалка слишком много электричества, я слышал, жрет. Хотя, может быть, квалификация здесь у всех была одинаковая — никакая, но, чтобы мешать раствор, здоровья требовалось гораздо больше, чем, например, каменщику. А я физически выглядел, кажется, неплохо. Даже в сравнении с мощным Ананасом. Но он был именно мощным, даже слегка рыхлым, а я был не только мощным, но еще и жилистым, и без одежды выглядел более сильным. Сказывались девять лет тренировок до армии и один год в армии. Обычно такая жилистость ценится в трудовых делах и дает больше шансов в стремлении к трудовому подвигу. Беда лишь в том, что ни я и ни кто другой из нашей бригады к трудовым подвигам не стремился. А о боевых подвигах понятие имел я один, хотя и не афишировал это. Моя сумка, в которой хранились две медали, куда-то исчезла. Предполагаю, что исчезла она вместе с цыганами. Но я и не вспоминал про нее, поскольку ценного, кроме медалей, там ничего не было. А медали отмечают только то, что я и сам знаю…
Глава вторая
Мне думалось, что за рулем такой машины меня поймать просто невозможно. И, скорее всего, был прав. Благодаря своей спортивной реакции и курсу экстремального вождения, пройденному в армии, я в самом деле неплохо водил машину. Автоматные очереди вреда двигателю и каким-то серьезным системам «Кадиллака» не нанесли, а неудобство езды без лобового стекла вполне могу перенести. В скорости передвижения я видел свою силу и наше общее спасение.