Шрифт:
Пролог
— Ты, сын блудной собаки, ты работать когда по-настоящему научишься!
Непомерно жирная и отвратительная усатая женщина из местных, с трудом произнеся русские слова, замахнулась на меня. «Под ее кулак, — подумалось, — лучше не попадать». Хотя бить она умеет, судя по поднятой руке, только внутренней стороной кулака, то есть по-женски, тем не менее вслед за кулаком полетит килограммов примерно под сто восемьдесят ее собственного веса. Не всякая голова выдержит.
— You yourself ragged pig [1] , — уважительно и даже с почтением ответил я по-английски.
— Чего-чего? — переспросила женщина.
Английским она владела, наверное, не хуже китайского. Эх, женщины кавказские… Акул, на мой вкус, такими кормить следует. Кажется, она какая-то родственница хозяина. Сестра, что ли. Внешняя схожесть, по крайней мере, заметна без бинокля. И в лице, и в манерах, и особенно в фигуре. Акулы, кстати, не только полиглотов гложут, они от природы, слышал я, небрезгливые.
1
You yourself ragged pig (англ.) — Сама ты свинья драная. (Здесь и далее прим. автора.)
— Я стараюсь, только у меня не получается. Руки быстро устают.
Сам удивляюсь, откуда у меня взялся такой жалостливый голос. Того и гляди, заплачу. Но если и заплачу, то только для того, чтобы не захохотать.
Дядя Вася, старый и опытный алкоголик, с изъеденным мелкими синими прожилками носом, постучав по кирпичной кладке кельмой, стряхнул с нее остатки раствора, улыбнулся глазами, глядя на меня, показывая, что ему в бывшей его жизни не чужд был аглицкий язык, и размазал раствор по кирпичам. А все лицо дяди Васи оставалось серьезным. Он работал. Демонстративно.
Под приглядом толстой женщины я положил в ведро две совковые лопаты раствора, чуть-чуть добавил сверху и потащил это ведро по тонким мостикам на стройку. Мостики прогибались и обещали непременно вскоре провалиться. Ладно еще здесь, пока первый этаж до конца не вывели. А что потом будет? Но хозяин, еще более толстый, чем его родственница, и оттого страдающий тяжелой одышкой, привез эти «бэу» доски откуда-то, наверное, со свалки, в багажнике своего роскошного «Кадиллака ATS» и велел использовать их на мостики. Нормальных крепких досок ему было жалко. Падать на уровне первого этажа не так страшно, а вот когда выше поднимемся, мостики удовольствия не доставят никому. Я мельком видел, кстати, проект дома. Три этажа. С третьего этажа падать на осколки кирпича и щебень я бы хозяину с родственницей пожелал. Одновременно и с музыкой. Музыку сам бы им сыграл, пусть только гитару принесут. Слышал я однажды, как на гитаре в шутку похоронный марш играли. Думаю, у меня получилось бы.
Мостики убийственные. Хотя в народе ходят слухи, что не бывает худа без добра. Думалось, начиная с уровня второго этажа ни хозяин, ни его сестра на стройку не взойдут, мостики не позволят. И нам тогда будет легче прожить.
Но я не дождался, когда мы доведем стены хотя бы до окончания первого этажа. Доски затрещали под моим весом и под весом двух ведер с нелегким раствором, раздался хруст, и я упал. Одно ведро опрокинулось, и раствор разлился. А я слегка подвернул лодыжку и сел, усиленно растирая ее.
— Козел… — как эта усатая тетка может даже одно слово произнести с таким ужасным акцентом, просто удивительно. — Наваливай снова и неси быстрее. Видишь, тебя ждут!
— Свинья… — как-то нечаянно вырвалось у меня. — Сама таскай, может, хоть на полкило похудеешь.
Усатая бочка чуть не лопнула от возмущения.
— Амир! Ты слышал?
Амир — хозяйский помощник, или надсмотрщик над рабами, не знаю уж, как его должность правильно назвать, схватил попавшуюся под руку палку, заорал что-то на своем языке и бросился на меня, как сторожевой пес, получивший команду «Фас!». Я встал, поджидая его. Нога держала неуверенно, мешал тяжелый рабочий фартук, тем не менее, поймав дистанцию, я сократил ее как раз вовремя, когда Амир начал разворачиваться для удара с правого плеча, но еще не успел подать руки вперед, чтобы этот удар нанести. Я же стремительно скользнул за его левое плечо и двинул локтем в лоб, а каблуком сзади под колено. Амир упал на битые кирпичи затылком и взвыл, как дикий зверь, оскорбленный в своих лучших чувствах. Но его палка была уже у меня в руках. И я тут же нанес Амиру быстрый удар острием в лицо. Кажется, в глаз угодил, но Амир меня не сильно волновал. Оставив его оплакивать свой выбитый глаз, я сделал скачок, свел руки на палке в узкий хват, чтобы увеличить ее длину, и обрушил тяжелую дубину на жирное плечо усатой сестры хозяина. Не знаю, что отвело мою руку от ее головы, но что-то отвело. Наверное, то, что она — женщина, хотя назвать ее женщиной всерьез я бы постеснялся. Да и достаточно было с нее перелома ключицы.
И в это время я увидел, как раскрываются автоматические ворота, и в их проеме показалась одна фара хозяйского «Кадиллака». Хозяин обычно ездит с двумя вооруженными охранниками, а подставлять свое молодое тело под их пистолеты мне вовсе не хотелось. Убежать из-за высокого забора было невозможно. Я просто не имел способностей для того, чтобы допрыгнуть и зацепиться за гребень стены, поднятый на три с половиной метра. Значит, предстояло разбираться здесь же, во дворе. Не ждать, когда все решится за меня, как ждут обычно мои собратья по несчастью бомжи, а самому решить.
Действие началось. Нужно было срочно продолжать. Дистанция до ворот была небольшой, мне, конечно, мешала боль в ноге, и опять же рабочий фартук, сделанный из какого-то тяжелого и плотного кожзаменителя, но я, придерживая его руками, со всей возможной скоростью рванулся, чтобы успеть туда, хорошо понимая, что пистолет на ближней дистанции не так страшен, как на дистанции в несколько метров…
Древний Рим, говорят историки, сгубили рабы. Сами римляне, используя рабский труд, постепенно превратились в ни к чему не пригодную нацию. Наверное, со временем и Дагестан погибнет. Он уже на прямом пути к этому. Мой опыт говорит о возможности такого конца.
В дурацкое рабство в Дагестан я попал глупо. И, конечно же, по своей вине, хотя готов всех предупредить, как опасно держать подобных рабов. Правда, мое предупреждение навряд ли кто услышит, я его ни разу не произносил громко. А зря. Произносить предупреждение громко, это значит — предупреждать врага. Пресловутое «Иду на вы» [2] в моей ситуации неприемлемо.
Отслужив свой законом положенный срок, я уволился из армии, как и пришел в нее, рядовым, но домой сразу не поехал, хотя знал, как ждет меня мама, да и сам целый год стремился туда мыслями. Но я, не предупреждая ее, так как понимал, что она будет против, хотел заехать к отцу. Для этого нужно было сделать в Москве пересадку с поезда на поезд, но от поезда до поезда ждать следовало с половины шестого утра до двадцати трех с лишним. Я от природы терпеливый, как клещ, который может месяцами ждать свою добычу, чтобы присосаться к ней, тем не менее ждать для меня внутренне всегда мучительно. Умел ждать, но не любил. Но что поделаешь, если необходимо. И я ждал, поскольку специальный поезд мне никто не предоставит, а как добираться другим транспортом, я просто не знал. Но даже ждать мне пришлось на другом вокзале, не на том, на который я приехал. Впрочем, перейти с вокзала на вокзал нетрудно и недалеко. Множественными чемоданами я не обзавелся, ограничив себя спортивной сумкой, а пресловутая площадь трех вокзалов — пространство невеликое, можно перейти, не споткнувшись. Маме же я умышленно написал предполагаемую дату увольнения на две недели позже той, что нам обещали, и даже предупредил, что дата эта — только обещанная, и обычно бывает несколько дней задержки. А я эти две недели собирался провести с отцом, как он и просил меня. К нему и ехал. Очень хотелось увидеться, ведь я, в отличие от мамы, не питал к нему неприязни.
2
«Иду на вы» — фраза князя Святослава, который перед началом очередного похода предупреждал своих противников.
Сначала я сидел в общем зале ожидания в тесном одиночестве. Я вообще от природы имею склонность к одиночеству и не люблю человеческого кучкования. Но солдат, уволившихся в запас, на вокзале было немало — подошло время массовой демобилизации. И как-то так получается всегда, что солдаты, даже из разных родов войск, даже служившие в разных концах страны, быстро находят общий язык и образуют свою, уже полувоенную компанию, поскольку с армией уже простились, но форму еще не сняли. Ко мне с парой вопросов подошли сержант с солдатом. На вопросы не отвечать у меня причины не было. Последовало приглашение. А время надо было как-то убивать, и я быстро и органично вошел в небольшую солдатскую компанию. Из восьми человек двое ехали в отпуск — солдаты-контрактники, остальные демобилизовались, как и я.