Кайф
Шрифт:
Запад! С Запада к нам пришли все основные виды цивильного искусства балет, станковая живопись, поэзия, роман. Теперь пришел сверхцивильный, урбанистический рок. Но раньше, что ни приходило, не касалось непосредственно неграмотного большинства. Раньше рынок цивильного искусства был узок и не было стандартов массовой культуры. Пришел Байрон, а стал Пушкин, пришел аббат Прево, а стал Достоевский. Дело не в примерах! Дело в том, что были Битлз, а приняли Бони М, был Джимми Хендрикс, а приняли Модерн Токинг. Были великие рок-артисты, а навязывать стали стандарт эротики и звуков. А по собственным росткам национального рока прошлись тяжеленными сапогами глупости. Но
Смотрю передачу: гонят рок-номер, после его обсуждают должностные лица, сидя в кресле, - так да сяк; гонят еще рок-номер и опять рассуждают. Неплохо так рассуждают, а, вот, в рок-номере на всю страну рок-мальчики пели про то, что, дескать, трава, она, туда-сюда, моя любовь к тебе больше или меньше любви к траве и прочия, прочия... Трава - это марихуана, анаша, гашиш. Это каждый знает. А каждый третий из тех, кто знает, курит. А знают ли те, кто в креслах? Не знают? Нечего тогда сидеть в креслах и заниматься тем, в чем не рубишь...
Сколько-то лет назад удивился, когда понял, как поперла в средства массовой информации поп-культура. Затем вместо удивления пришла уверенность: это все враги шуруют! Хотят нас изнутри взорвать! А теперь думаю - какие враги! Дураки! С нами в идеологии воевать не нужно. Главное дуракам не мешать - они нас в итоге изнутри и взорвут...
Ладно! Уже третий сезон я обучаю троглодитов, олухов царя небесного, неформальных объединенцев и девушек.
Мы с Николаем не предавались на сцене каннибализму, и успешным наше концертирование можно назвать с натяжкой. Но все-таки, если шибко захочешь, просто стать звездой рока, если был ей раньше. Этому я не научишь. Это где-то в печенке, в поджелудочной или предстательной железе.
А как им хочется! Как бы им объяснить, что имеются занятия в мире и понадежнее!
Как-то не так на небе расположились звезды и порядочный семинар превратился неизвестно во что. С каждым разом все больше пролетариев рок-труда забредало на занятия. Особенно после того, как перед ними сильно выступил кудрявый талант из Новосибирска - Наумов. Сильный гитарист, словообильный и торчковый, клевый, кайфовый автор текстов. И правда, да-да, все очень сильно, но опять это заигрывание с наркотиками в текстах... Пусть торчково, кайфово, клево сделано, но - не надо. Ведь метафора искусства кончается могилой жизни. Но как объяснить? И кто объяснит мне, почему в Ленинграде наркотик приобрести проще, чем туалетную бумагу?
В ноябре прослушивали трио Зря. Троглодитов и остальных набилось человек с пятьдесят, и, собственно, обсуждение оказалось сорванным. Трио Зря медитировало. Это мы знаем - медитация. Такая штука. Аккуратная музыка, а кайфа нет, потому что нет драйва. А без кайфа, - говорят рокеры, - нет лайфа.
А в конце декабря пришел Фрэнк. Есть такой человек. Не хочу вспоминать, но вспоминаю Валеру Черкасова, когда встречаю Фрэнка. Он долго приставал, просился выступить на семинаре. Мы договорились. И в конце декабря пришел Фрэнк на занятия, и вместе с ним пришло сто человек неформальных объединенцев,
– Свобода есть, свобода пить, свобода! Свобода спать с кем хочешь из народа...
– или:
– Я - бич, бич!..
Автостоп, хипповые прокламации про то, как он, такой-сякой, не так уродился и прочая антимилитаристская окрошка с психоневрологическим уклоном.
Всего час бесовских игр, завораживающих, затягивающих в черную воронку без дна...
Для того я и нарушаю трудовую дисциплину кочегара, чтобы на улице Рубинштейна встретиться с троглодитами и девушками в скромной аудитории. Я иду от Владимирской по Загородному. Витрины магазинов занавешены льдом, и прохожие в меховых, шерстяных драпировках спешат, не глядя друг на друга. Но и радужную надежду вселяют холода - может, разом, словно динозавры давно, вымрут в городе панки и иже с ними, разгуливающие и в ледяном январе без шапок.
Действительно холодно. Я надел на себя все, чем обладаю из одежды, но все равно приходится передвигаться почти бегом. И слава богу - ведь я опаздываю. Опаздываю всю жизнь. Где-то ведь на пирсе в Ораниенбауме огонь в топке моей занимается все сильнее, превращаясь в новую субстанцию огня-флогистона, и хотелось бы успеть вернуться до того, как перегорит уголь, улетучится в пространство тепло, а холод заморозит воду в трубах и разорвет трубы льдом, приговаривая ту часть меня, ведающую топкой, к ужасным дисциплинарно-административным карам.
Протискиваюсь в тугую дверь и поднимаюсь по сумрачной, скучно освещаемой лестнице. На втором этаже смолят никотин олухи, троглодиты, объединенцы и девушки. Здравствуйте, - я говорю, а они нестройно: Здравствуйте, - а девушка посмелее: Вот и учитель воскресной школы, говорит, а я: Правильно, - соглашаюсь.
– Фрэнк, зараза, нас чуть не угробил. Воскрешать пора.
Прохожу в коридор, а из коридора в аудиторию.
– Здравствуйте, - говорю тем, кто в коридоре и в аудитории. А там все те же - олухи, троглодиты, объединенцы и девушки.
– Здравствуйте, - отвечают мне.
Они рассаживаются и затихают. Человек тридцать все-таки есть. Я хочу собраться и сказать как рассуждаю последнее время. Ведь в смысле души мы сейчас возле, в который раз, разбитого корыта или, точнее, перед развороченной кладкой, развороченной на кирпичики, хотя который раз строили на века. Да, получилась нелепость. Но кирпичики-то целы, и все-таки стоит строить здание нового самосознания, в котором жить нам и нашим детям с рок-н-роллами там или без. Ведь, вы, девушки, родите детей, может, от олухов царя небесного и родите, а те дети родят себе других детей... Но, нет, я долго шел к таким рассуждениям и неизвестно еще куда пришел.
– Ничего себе маевочку нам прошлый раз Фрэнк устроил.
– В кайф!
– смеются в ответ.
– Да, но я не хочу, чтобы меня выгнали с работы. Такая запись в трудовой книжке погорит!
– В кайф!
– смеются в ответ.
– В кайф-то оно в кайф, но сегодня все будет тихо, мирно и занудно. У кого слабый мочевой пузырь, прошу сходить облегчиться. Перекуров не будет. Я сегодня вам мемуары почитаю. Свои! Избранные места почитаю, так сказать, в педагогических и честолюбивых целях. Я волнуюсь, однако!