Кайф
Шрифт:
Жак не слышит. Я хлопаю его по плечу и предлагаю:
– Выпить хочешь?
До него доходит. Он мотает головой и отвечает со смешком:
– Нет, я не пью. Знаешь, я екнусь сейчас. Ничего в пульте не понимаю... Все будет нормально.
– Гитару ищи.
– Гитара. Конечно!..
За кулисами тасовка из кучи парней, но больше из девок, которых провели без билетов по липовым спискам артисты за разделенные симпатии. Вот девки и колбасятся тут. В зал уже впускают троглодитов, и трендит звонок. Из тасовки возникает Жак с самопальным Стратакастером типа Джипсон.
– Я ж говорил, - говорит Жак, и я примеряю гитару, как примеряют чужой пиджак, когда нечего одеть на вечеринку и некогда выбирать,
–
В нашей комнате Николай и Петя, а виртуозы, кажется, еще возятся с примочками. Николай выглядит прилично и говорит:
– Не сходи ты с ума. В нашем возрасте это не прилично.
– Тогда скажи Пете, чтобы доставал из свертка.
Мы так сидим недолго плюс пепси-кола из домкультуркиного буфета и уже балагурим, а Николай говорит:
– Главное, чтобы Кира не завелся.
– Хватит и Сереги. Ты прав.
Объявляют в динамике на стене, что пора выползать, и мы выползаем в театральных тапочках, футболочках, джинсишках и пиджачках, чуть покачиваясь от переживаний, выползаем в тасовку коридора и я кричу:
– Кира где?
– Я здесь, - возникает Кирилл.
– Мой выход.
– Твоя увертюра, Кира. Дай им.
Там сцена желтеет от огней и шум троглодитов. Туда-сюда, объявляют в микрофон, фестиваль, значит, жюри, вот, козырь на козыре и то да се, пару шуточек, свет сжимается и в полусвет выходит Кирилл увертюрить на клавишах. В полусвете сцены Кира гоняет по клавишам рояля, электроклавишам органа и синтезатора табунок тридцать вторых и шестьдесят четвертых. Заряжает в программу булькающий бас, отбегает на дюжину саженей, а я говорю мужикам:
– Готовность!
Кирилл разбегается и в прыжке бьет по клавишам кулаком, вызывая взрыв Звуков в Динаккорде, а мы выпрыгиваем под взрыв клавишей и взрыв троглодитов. Кайф!
Серега начинает гвоздить рифом, на восьмом такте набегает на малые палочками Николай, а в девятом я запеваю хит из прошлого десятилетия: Двери свои открой... Тогда это волновало кайфовальщиков... Смотри, наши души, наши души летят... Теперь у Сереги супер-риф и супер-Динаккорд у всех нас. На древней дороге, где свет, пыль и мир...
Древняя дорога продолжается, на ней мы в арьергарде времени и я зря не настоял, чтобы не вылезать с Древней дороги. Coda! И троглодиты прохладно постукивают ладонями.
– ...На столе стакан, а в стакане чай...
Вперед по древней дороге в пыли, поднятой обогнавшими лимузинами, на скрипучей арбе, на медленной арбе в пыли одиночества и отставания...
– Посидим молча, посидим! Посидим молча!
Coda! И троглодиты, вняв призыву, сидят молча.
Ни ноты молчания. Гвоздят Серега и Кира рифом, одолженным у Куин. Пора уже дрыгать ножками и выколачивать молчание из троглодитов, если не выходит чистым, понимаешь ли, искусством. И дрыгаю, благо бывший профессионал в смысле ног. Ну и черт с ним! На сцене за успех брата задушишь. Coda!.. Чуток шума есть и пара одобрительного свиста пополам с неодобрительным.
– Вперед, Серега!
Мы убегаем со сцены, и Серега один в одиноком белом луче наступает на троглодитов своим виртуозством и ему минусово свистят враги кивков в хард, но у Сереги не кивок в хард, они ничего не понимают в виртуозстве, им бы только неформально объединиться вокруг все равно чего, и Серега перепиливает их минусовые свистки, оживляя одобрение, после которого к Сереге присоединяется Николай, Жак и Кира, а мне три минуты отдыха и мыслей: почему не катится и где драйв, почему в пригороде Шушары катилось, а теперь драйва нет? Тут не объяснишь - нет и нет. И нет времени разобраться, остановить арбу и на обочине пикникнуть и ля-лякнуть под глоток родниковой воды и сигарету. Три минуты, как три копейки, уже в прошлом, а я на сцене опять И недавнее прошлое мое
Драматическая, программная моя ария. В ней хотел чистым плачущим кристаллом обо всем разом. Вез маски, без стеба, без шизовки, без всего того, что обрекает на успех, без теперешнего декаданса, без подкрашенных губ и глазок, кокетничающих с патологией, без всего того, что оккупировало сцену моего любимого жанра, от которого я чесанул много лет назад...
Припев наступает из соль-мажора в си-минор, в фа-диез-минор, в си-минор, как у попа была собака, по кругу, кайф!
– Слышишь ли хруст в сплетенье ветвей?
– Я слышу хруст в голосовых связках, их нет смысла жалеть раз в пятилетку.
– В этой ли чаще пропасть нам!
– Через двадцать минут голос от форсажа сядет, станет першить в горле, но через двадцать минут будет все равно.
– Сплетенье жизни в сплетенье смертей! В этом городе, как в чаще лесной!
– Соль-мажор, ми-минор... по кругу, по кругу, кайф!..
– В этом городе шаг за шагом! нота за нотой проживу себя-а! Кто мне поможет и кто подскажет, как жить в этом городе, в этой чаще лесной!
– Кажется, связки лопнут, словно мачты в бурю, но паруса уже закатаны к перекладинам и падает голос с хрипящих высот в риторику полушепота: - Кто там идет за тобой?
– За ним синкопа, как хромая собака, и опять: - Кто там идет за мной?
– В полунапряжении, готовясь к броску в третьей части, когда голос с Серегиным рифом в одну дуду станут заполнять четверти си-минора и ми-минора, спотыкаясь на фа-диезе, а я поперек такта программно завою: - Спа-си меня (риф и подпевка унисоном), спаси! Пропускаю четверть, Догоняю фоновым речитативом: - Так надо, да! (Риф и подпевка унисоном.) - В этом городе, кто поможет мне!
– спотыкаюсь на фа-диезе и обрываюсь полукатарсисом в наступившей code...
Потом я помню в общих чертах. Я дрыгал ножками и изображая тупое фуэте. Болело плечо, натруженное топором, и спина, офигевшая от бревен. Я дрыгал ножками, крутил фуэте, поглядывая, как Николай колотит, и переврал несколько раз слова, смазав две codы.
Странно, но теперь между залом и рок-артистами отношения довольно враждебные, С неформальными объединенцами надо заигрывать, и с ними заигрывают те, кто работает в рок-н-ролле профессионально. Слава богу, мы не работаем профессионально, и, слава богу, в фестивальном зале фифти-фифти неформальных объединенцев и знакомых зрителей, последние и оживают назло неформальным объединенцам и стучат ладонями уже в нашу пользу...
Нарочно всех ругаю и прославляю себя, подбрякивая на Стратакастере типа Джипсон. Мужики отвалили со сцены на пока, и теперь мой сольный Номер. Нестандартно долго всех поименно ругаю и хвалю себя, и только под завязку выбегают мужики и в последнем припеве, когда я хрипло декларирую уже и себе надоевшее: Мужчина - это рок!
– обозначают мужики контрапунктом Барыню, а я сбрасываю с плеча Стратакастер типа Джипсон и лечу на авансцену, где меня поджидают кирпичи. Гвоздь, одним словом, программы. Троглодиты уже не рычат на нас и, чтобы закрепить в их яичных мозгах родившуюся доброжелательность, поднимаю первый кирпич...
Кирпич новенький такой - фиг подумаешь, что сломан. Шмяк! С размаху о колена поддельно разбиваю разбитый и неуправляемая половина летит в первый ряд, задевая заслуженную певицу эстрадного жанра, оказавшуюся там по большому блату, а вторая половина попадает в усилитель Динаккорда и гасит в нем лампу. Ломаю второй кирпич, рву на себе футболку - ух! мужчина - это рок!
– и убегаю за сцену. Можно было просто натащить кирпичей груду, а не репетировать музыку полгода неизвестно зачем.
– Крутой кайфовый попс!
– такого более знакомые троглодиты не говорят, только многозначительно хмыкают за спиной, а в газете Смена через неделю читаю: