Казачий адмирал
Шрифт:
— Ты под Хотином сражался?! Здорово вы там врезали басурманам! Надолго забудут дорогу к нам!
— Да, хорошо повоевали, — согласился я.
— Пойдем ко мне, расскажешь! — приобняв меня, как старого приятеля, князь потащил в дом, крича на ходу прислуге: — Медовухи в мою комнату! Быстро!
Его комната — это мой бывший кабинет. Правда, я не сразу узнал его из-за обилия икон, которые в большом количестве и без всякой системы висели на стенах. При этом князь, войдя, не перекрестился даже на икону святого Андрея, своего покровителя, висевшую в красном углу. Под иконой чадила вычурная лампада
Усадив меня с одной стороны стола, Андрей Мосальский расположился напротив и потребовал:
— Рассказывай с самого начала и подробно!
И я рассказал быстренько, часа за два. За это время мы осушили трехлитровый кувшин медовухи и съели два блюда пирогов и расстегаев с самой разной постной начинкой, поскольку до Пасхи оставалось две недели. В комнату тихо, стараясь не привлекать внимание, зашел юноша, неудачно выезжавший коня и успевший переодеться, и сел в углу. Медовуху ему князь не дал, но пару пирогов юноша взял, когда слуга принес их во второй раз.
— Это мой сын Иван, — представил юношу князь Мосальский, когда я закончил рассказ. — Не любит он лошадей, и они его. Как будет службу царю-батюшке нести?!
Нынешний царь-батюшка Михаил Романов намного моложе князя.
— Пусть в пушкари идет. Будет царевым огневым боем командовать, — подсказал я. — Научу его этой премудрости.
Мое предложение настолько заинтересовало юношу, что у него даже рот приоткрылся и загорелись глаза.
— А ты зачем к нам приехал? — наконец-то поинтересовался Андрей Мосальский.
— Да вот хочу перейти под руку царя-батюшки. Пока я воевал под Хотином, сын быдгощского старосты Матвей Смогулецкий сжег мое подворье и убил жену, — рассказал я и перекрестился. — Царство ей небесное!
Отец и сын тоже перекрестились.
— А сам Матвей теперь горит в аду — туда ему и дорога! — продолжил я. — Только вот один я со старостой быдгощским не управлюсь. Поэтому решил перебраться туда, где он до меня не доберется.
— Сюда он не сунется! Черкасам захватить наш Детинец не удалось, а ляхи и подавно не смогут! — уверенно воскликнул князь Мосальский, а потом вспомнил написанное в подорожной и сказал: — Ты вроде бы ехать к франкам собрался. Или передумал?
— Нет, не передумал, — ответил я и поделился своими планами на будущее: — Детей сюда перевезу, если позволишь, обустрою. Оставлю их здесь под присмотром тетки, сестры жены, а сам поеду к франкам, повоюю, чтобы слово не нарушить. Бог даст, останусь жив, вернусь и послужу царю.
— А почему Путивль выбрал? — поинтересовался Андрей Мосальский. — Есть города получше.
— Это вотчина моих предков. Мой род идет от путивльских князей, от Владимира, второго сына Александра Игоревича, который стал путивльским князем, когда старший сын Иван сел на киевский стол. Так что мы с тобой в дальнем родстве, князь, — ответил я.
— Я читал про твоего предка Игоревича. Его житие написал настоятель Молчанского монастыря… — Андрей Мосальский, наморщил лоб, припоминая.
— Илья, — подсказал сын Иван.
— Верно, —
Я заметил, что он не умеет говорить спокойно. Наверное, так борется со скукой.
— Думаю, татары и ляхи не дадут скучать, — предположил я.
— Да пусть приходят, встретим, как надо! — пригрозил князь и перешел к делу: — Хорошим воинам царь завсегда рад, и мне подмогой будешь. В городе пустырей хватает, стройся, где хочешь. Советую по правую руку от торговой площади, там зажиточный народ селится. Если надумаешь деревеньку основать на гуляющих землях, на пять лет будешь освобожден от податей, а если на том берегу Сейма, то на все десять.
— У меня четыре сына, хочу сразу четыре дома поставить рядом, — сказал я.
— Да хоть десять! Мне надо, чтобы город побыстрей заселили, чтобы было кому подати и пошлины платить и от врагов отбиваться! — разрешил князь. — Сейчас в баньку сходим, повечеряем, а завтра с утра дам тебе человека, он все покажет и расскажет.
— Можно, я ему покажу? — робко попросил Иван.
— Показывай, — разрешил отец.
После бани мы знатно гульнули. За четыре века ни традиции, ни меню не изменились. Разве что тосты стали короче.
Утром Иван Мосальский стал моим экскурсоводом. Князь выделил нам — сыну, мне и Ионе — трех верховых лошадей. Ивану достался смирный мерин игреневой масти. Я взял гнедого жеребца, а Ионе достался низкорослый степной конек мышиной масти, наверное, потомок тарпана. Внутри города дороги, превратившись в улицы, шли от ворот, сужаясь, к торговой площади, расположенной у северной части Детинца. Сектора между ними были разделены переулками на кварталы одинаковой ширины, но разной длины, разбитые на примерно одинаковые по площади места для подворий, большую часть которых занимали пожарища и пустыри. Иван Мосальский привез меня на рекомендованное отцом место. Я выбрал большой участок между торговой площадью и Монастырской дорогой. Разобью его на четыре одинаковых, чтобы сыновьям не обидно было.
Услышав, что дома собираюсь ставить каменные, Иван Мосальский сообщил:
— Каменщиков в городе мало, надо приглашать из Чернигова, а они больше запросят.
В отличие от отца, он почти всегда говорил спокойно. Отец утверждает, что Иван пошел в мать, которая прошлой осенью умерла. Он пока единственный сын. Есть еще старшая сестра, замужняя, и три младшие. Судя по всему, Андрей Мосальский под венец идти во второй раз не собирается, живет с дворовой девкой Анютой, которую сделал ключницей. Ключница — почетная должность наложниц.
— Съезжу завтра в Чернигов, найму каменщиков и плотников, — решил я.
Затем мы выехали за город. Километрах в двух от него была сожженная казаками деревня. Судя по количеству пепелищ, деревня была на полсотни домов, что немало для этих мест. Четыре века назад здесь был лес. Он и сейчас выслал передовой отряд березок на покинутые поля. Придется вырубать деревца и распахивать тяжелым плугом землю, гулявшую три лета.
— Крестьян тоже не хватает? — спросил я Ивана Мосальского.
— Разбежались все после нападения черкасов. Теперь их и калачом не заманишь, — ответил он.