Казачий адмирал
Шрифт:
В первый же день, я, подумав, что они склады охраняют, сразу пошел в город. Девушка догнала меня за пределами охраняемой территории.
— Синьор, синьор! — окликнула она и на очень плохом английском попросила показать паспорт.
Мой итальянский был лучше ее английского, поэтому спросил на ее родном языке:
— А зачем?
— Я должна проверить вас по судовой роли, — ответила она.
Тут только заметил, что в руке у нее распечатанный мною на принтере экземпляр судовой роли, три штуки которых я по приходу отдал судовому агенту.
— Пункт первый, капитан, — подсказал
— Я так и подумала! — радостно улыбнувшись, словно с первой попытки угадала слово в «Поле чудес» (или как у них называется подобная телепередача, в наличии которой я нисколько не сомневался?), произнесла она.
— Как тебя зовут? — спросил я, пока она проверяла.
— Консуэло, — ответила девушка.
— Это не о тебе Жорж Санд написала роман? — попробовал я пошутить.
— Кто такой Жорж Санд? — просила Консуэло.
К тому времени я уже привык к необразованности западноевропейцев, поэтому коротко просветил ее об этой бездарной писательнице, пробившейся только благодаря трансвестизму. Судя по текстам без конца и без начала, Жорж Санд понятия не имела о вагинальном оргазме и, как следствие, о красивом или хотя бы логичном финале. Катарсис случается из-за того, что наконец-то добираешься до конца ее опуса.
Охранницу Консуэло поразили то ли мои познания в литературе, то ли владение итальянским языком, который учится за два месяца и так же быстро забывается, то ли моя должность, то ли все вместе, и она дала понять, что не прочь углубить знакомство. Я не отказался, но и не углублял сильно, потому что она хотела серьезных отношений, поскольку засиделась в девках, а молодые земляки замуж не брали. Старый русский капитан тоже не решился. Мои представления о прекрасном разбивались о ее широченную задницу.
В семнадцатом веке в Триесте все еще есть остатки римского амфитеатра, уже есть крепость Сан-Джусто и еще нет много чего, включая замок Мирамаре и огромную площадь Единство Италии с фонтаном и памятником императору Карлу, забыл под каким он номером. Глянув с определенной точки на этот памятник, сразу вспоминаешь Одессу: «Если встать на крышку люка, посмотреть на руку дюка…». На площади Единство Италии крышки люка в нужном месте не было, зато из руки Карла торчало кое-что более длинное, чем у Ришелье, а потому заметное с большего количества мест.
Во время одной из прогулок вдоль Гранд-канала, где в будущем будут стоять яхты, а сейчас в основном разгружались рыбачьи суденышки, нам повстречался долговязый вояка, который гнался за вербовщиком — мужчиной лет сорока, из свернутого носа которого ручьем текла кровь, — колотя его по спине палашом в ножнах.
— Я тебе, сукин сын, покажу, как пытаться надуть меня! — орал по-немецки вояка на бегу.
Получив в очередной раз по ссутуленной спине, вербовщик задействовал скрытые резервы и быстро оторвался от преследователя.
Тот сразу перешел на шаг, а увидев Иону, остановился и спросил:
— Казак? Какой черт тебя занес сюда?!
Знатные и богатые триестцы сейчас говорят на венецианском диалекте итальянского, бедные — на диалекте славянского, а чиновники и военные — на немецком. Если первые два языка Иона, пусть и с
— Да, казак, — ответил я за Иону. — Он сопровождает меня.
— А ты кто такой? — поинтересовался вояка.
— Куренной атаман, по-вашему, командир полка Войска Запорожского, — ответил я. — Следую по личному делу во Францию.
— Наниматься на службу? — спросил он, вдевая палаш в ножнах в петли на ремне.
— Может быть, — уклончиво ответил я.
— Жаль, а то бы я взял твоего казака в свой полк! — сказал вояка.
— Он не простой казак. Под Хотином командовал батареей из десяти орудий, капитан по-вашему, — приврал я, догадавшись, что есть шанс устроить судьбу своего слуги. — Если предложишь ему такое же место и достойную плату, послужит и тебе.
— О! Мне как раз нужен командир-артиллерист! — звонко шлепнув одну ладонь о другую, воскликнул полковник.
Видимо, давно обитает в этих краях, нахватался итальянских замашек.
— Пойдем в трактир, поговорим, — пригласил он.
Звали полковника Свен Ланге. Осушив с ним в прокуренным и шумном трактире трехлитровый кувшин сладковатого красного вина, мы договорились, что на следующий день после моего отплытия Иона, обзавёдшийся фамилией Хотин, прибудет в распоряжение полковника, получит от него патент на должность капитана артиллерии и приступит к исполнению своих обязанностей — обучению новобранцев. Пушек пока нет, но, по заверению Свена Ланге, герцог приказал отлить дюжину двенадцатифунтовок, половина которых достанется его полку. Я пообещал за эти дни помочь своему бывшему слуге выучить основные команды на немецком языке.
Иона не обрадовался новому месту службы, но и не огорчился. Главное, что ему теперь не придется добираться до Базавлука в одиночку.
— Не понравится служба, бросишь и поедешь к казакам, — посоветовал я. — Только здесь тебе лучше будет.
Он и сам это уже понял, пока мы добирались до Триеста. Западная Европа сейчас опережала Восточную в материальном плане. За счет отставания в духовном. Я рассказал Ионе Хотину всё, что знал о службе в западноевропейских армиях, о нравах и обычаях наемников, дал кучу советов, которые, уверен, он сразу забудет, и оставил ему своих коней, верхового и вьючного, и сотню талеров на первое время. При подписании контракта полковник Свен Ланге обещал дать авансом двадцать талеров, но я знал, что немцы в этом вопросе пока не блещут пунктуальностью.
Глава 68
Было у меня предчувствие, что не доберусь до Англии. Когда перегруженный флейт «Святой Августин» медленно отходил от мола, на котором стоял опечаленный Иона Хотин, у меня вдруг так защемило сердце, что я подумал, не инфаркт ли? Нет, отпустило быстро, но в животе растеклась тупая боль, как после не очень сильного удара под дых. Я догадался, что порвалась пуповина, связывающая меня с этой эпохой.
Флейт бы сильно перегружен. Скорее всего, капитан получал процент от прибыли, поэтому набил трюм по самое не балуй. Я предупредил его, что можем не добраться до Англии.